Void space.
Название: Что выбираем мы
Канон: Daiya no A
Автор: Laliho.
Иллюстратор: Ri-nee
Бета: Misahiko
Пейринг: Такигава Крис-Юу/Савамура Эйдзюн
Персонажи: Савамура Эйдзюн, Коминато Харуити, Фуруя Сатору, Канемару Синдзи, Окумура Коусю, Такигава Крис-Юу, Курамоти Ёити, Миюки Кадзуя, Ватанабе Хисаси, Аоцуки Вакана и др.
Категория: джен, слэш
Жанр: slice of life
Рейтинг: PG
Размер: 13160 слов
Саммари: Последний школьный год, последний шанс стать асом и последний Кошиен. Первая любовь, начало нового пути и будущее, которое он выбрал.
Примечания: саммари сильно изменилось за зиму, постканон, вольное обращение с японским бейсболом
Ссылки для скачивания: .txt || .doc (без иллюстраций) || .rtf (без иллюстраций) || .pdf (c иллюстрациями)
В декабре Нагано утонула в снегу.
Покупая билеты на последний поезд, Эйдзюн рассчитывал добраться до дома к вечеру, но у метели были другие планы. Она обделила вниманием укутавшийся в рождественские огни Токио и на границе префектур поймала в ловушку переполненный состав.
— Мы задержимся ненадолго, — Харуити потряс задремавшего Эйдзюна за плечо и кивнул в сторону окна. За окном смеркалось, снег был не белым, а синим, вдалеке неподвижно горели огни. Поезд стоит, в полусне подумал Эйдзюн и затянул потуже шнурки на капюшоне.
— Не переживай, Харуччи, — пробормотал он.
— Я не переживаю, — ответил Харуити. — Напишешь своим, что задерживаемся?
— А, да, — Эйдзюн вытащил телефон и набрал короткое сообщение Вакане.
Харуити глянул на экран и хмыкнул.
— Вот как.
— Она ведь у меня ждет!
Эйдзюн ткнул Харуити в бок и, подперев рукой щеку, уставился в окно.
— Интересно, как там поживает наш дорогой ас, — задумчиво протянул он.
— Скучаешь?
— Еще чего!
Харуити потер нос.
— Думаю, он тоже скучает.
Эйдзюн заворчал, придумывая отговорку поубедительнее, но тут завибрировал телефон.
«Отлично, Нобу-кун как раз успеет вовремя! Мы с твоей мамой приготовили мясо в подливе».
Эйдзюн развернул телефон к Харуити и ухмыльнулся, когда тот смутился и начал нервно теребить челку.
— Но откуда ты знаешь, что я люблю?
— У меня свои источники, — Эйдзюн ослепительно улыбнулся и полез в сумку за термосом.
— Чаю?
Остановка затягивалась.
На вокзале их встретила Вакана. Возмущенно надув щеки, она отчитывала Эйдзюна за неумение приезжать вовремя — они опоздали на два часа — и, кажется, совсем на замечала Харуити, переминавшегося с ноги на ногу в сторонке.
— Ребят уже родители дома заждались, ну как так можно, Эйдзюн! — она сердито фыркнула, но, наконец заметив Харуити, замолчала и смутилась.
— Знакомься, Коминато Харуити, мой друг, — быстро сориентировался Эйдзюн.
Последовала немая пауза, Харуити и Вакана осторожно разглядывали друг друга, а потом синхронно поклонились так, что волосы свесились на лицо, и выдохнули:
— Приятно познакомиться!
— Я же говорил, что все будет хорошо! — Эйдзюн хлопнул Харуити по плечу и посмотрел на Вакану.
— Идем?
Дома церемонию представления пришлось повторить несколько раз. Сначала Эйдзюн попал в объятия отца и матери, и присутствие Харуити спасло его от расспросов прямо с порога. Затем из своей комнаты, покряхтывая, вышел Савамура Эйтоку и — всем на удивление — не отвесил Эйдзюну полную горячей любви оплеуху, а потребовал представить его Харуити.
— Друзьям Эйдзюна здесь всегда рады, — заверил он, когда Харуити извинился за вторжение.
Эйдзюн, воспользовавшись тем, что внимание переключилось на друга, наконец разулся и прошел в гостиную. Вакана, покусывая от нетерпения губы, последовала за ним и включила свет. Раздался дружный вздох, а потом на плечи и спину Эйдзюна посыпались крепкие хлопки, кто-то свалил его с ног и воскликнул:
— Добро пожаловать домой, Эй-тян!
Харуити остановился у двери. Эйдзюн улыбнулся ему и жестом поманил в комнату. Друзья — всхлипывающие от радости, немного смущенные, счастливые — настороженно покосились на Харуити и снова обратили все свое внимание на Эйдзюна.
— Я вернулся! — крикнул он,
Он и представить не мог, как сильно соскучился.
Со дня, когда Эйдзюн бросил все и уехал покорять Сэйдо, прошло почти полтора года. На летних каникулах он не приехал домой из-за Кошиена и тренировок, а затем стало просто не до того. Они выиграли осенний турнир, пережили полный семестровых контрольных декабрь, выслушали уйму страшных историй об адском зимнем лагере и решили остаться на Новый год в школе. Даже Фуруя, которого пригласил на праздники дед, сказал, что вернется первого числа — потому что не собирается отставать.
Из старших домой уехало человек десять. В их число не входил временно исключенный из основного состава, а потому особенно вредный кэтчер Миюки Кадзуя и подобревший к концу года Курамоти-сэмпай. Родители, выслушав тысячу причин, по которым Эйдзюн тоже должен был остаться в школе, смирились с его желанием в обмен на новогодние открытки для каждого из них. Вакана обиделась и не разговаривала с ним месяца два, пока ее молчание не доконало Курамоти и он не написал ей с телефона Эйдзюна, попросив простить «бейсбольного идиота».
Зимний лагерь и товарищеские матчи после него окупились сполна. Двенадцать дней весеннего турнира пролетели в одно мгновение и закончились финальной победой. Эйдзюн узнал, каково это — стоять на горке Кошиена. Фуруя установил рекорд по страйк-аутам. Харуити отбил поразивший зрителей и журналистов хоумран, а Курамоти прославился как самый быстрый игрок турнира. Сэйдо сделали еще один шаг на пути из претендентов в короли, и летний Кошиен перестал казаться недостижимой мечтой. У них наконец-то было достаточно для него сил.
— Я бы хотел играть тут каждый год, — признался Эйдзюн после того, как закончилась его второе бейсбольное лето. Сэйдо дошли до финала, и даже после поражения у них было легко на душе. Старшие радовались, что смогли продержаться на поле мечты так долго. Младшие мечтали вернуться на него снова.
— Думаешь, сможешь попасть в состав «Тигров»? Да такого дурака, как ты, их фанаты съедят, — Миюки не оценил откровенности своего питчера и ехидно захихикал.
— Чего? — не понял Эйдзюн, мгновенно вскипая. От его гнева Миюки спас только Тодзе, который миролюбиво вклинился между ними и рассказал и о «Тиграх», и о профессиональном бейсболе, и о скаутах, которые, конечно же, присутствовали на играх Сэйдо.
К началу осеннего турнира Эйдзюн знал о скаутах все. Просто те не смогли обойти вниманием ни Миюки, ни Курамоти, ни даже Фурую, которому рано было еще думать о профессиональной лиге, но, видимо, монструозные подачи заставляли об этом забыть.
Фуруя с невозмутимой, но жутко довольной рожей выбивал страйк-ауты и хоумраны, Эйдзюн бесился и нарезал по вечерам круги вокруг стадиона, а Харуити говорил, что думать о том, что случится еще нескоро, попросту нет смысла.
Сэйдо снова выиграли осенний турнир, хотя сэмпаи покинули команду. Только Миюки заявил, что имеет полное право играть до самого конца, потому что почти всю весну просидел на трибунах, — и в рамках какого-то серьезного образовательного и спортивного эксперимента, который, говорили, проводился по всей стране, ему пошли навстречу.
Снова были контрольные, а в перерывах между зубрежкой уже Эйдзюн пытался запугать первогодок рассказами об адском лагере. На новый год родители Харуити решили съездить отдохнуть, а брат остался в университете. Фуруя праздновал новый год с дедушкой, а Курамоти и Миюки оккупировали комнату и уговорили остаться в общежитии Набе, потому что после праздников им светили пересдачи. Восходящие звезды бейсбола умудрились завалить одни и те же тесты, и их блистательной карьере светило закончиться, так и не начавшись.
Эйдзюн решил поехать домой, а мысль пригласить Харуити пришла сама собой. В конце концов, он с первого года мечтал о таком новом годе. А родители помнили прекрасивый хоумран, принесший Сэйдо важную победу весной, и не прочь были познакомиться с его автором.
Разговоры после долгой разлуки затянулись до самой ночи. Оказалось, что за полтора года проходит целая вечность, и в жизни знакомых людей случается множество важных изменений. Кто-то открыл в себе талант к математике, кто-то дрессировал хомячков в кружке биологии, а Вакана, к примеру, умудрилась выйти в финал конкурса красоты на культурном фестивале. Она не упоминала об этом в своих сообщениях и больно ущипнула за ногу Нобу, когда тот проболтался.
— У тебя теперь, наверное, поклонников хоть отбавляй? — спросил Эйдзюн, представляя очень красивую Вакану и парней, которые падают к ее ногам.
Вакана ничего не ответила, нахмурилась и отвернулась.
— Дурак ты, Эйдзюн, — вздохнул Харуити и отшатнулся, когда все ребята разом оглянулись на него.
— Эй, вы чего так сердито на него смотрите? — Эйдзюн загородил друга и непонимающе вытаращил глаза.
— Но он же… — протянул кто-то, а Акио выступил вперед и огрызнулся:
— Если из Токио, значит, можешь других, как хочешь, обзывать?
— Не нужно меня защищать, Эйдзюн-кун, — попросил Харуити и спокойно ответил: — Я не из Токио. И я не сказал ничего страшного. Не стоит так ревновать.
— Да мы!.. — под взглядом Эйдзюна ребята притихли.
— Ребята, вы что, столько времени же не виделись, — растерянно прошептала Вакана. Харуити благодарно посмотрел на нее. Все замолчали, стало неловко, подходящих тем, чтобы начать разговор, не находилось.
— А не пора ли вам по домам? — в гостиную, словно почувствовав царившее внутри напряжение, зашла мама. — Нужно выспаться. Завтра будет долгий день.
Ребята тут же засуетились, засобирались, обещая зайти вечером, чтобы вместе отправиться в храм. Вакана под напором жалобных взглядов Эйдзюна оттаяла, сказала, что тоже зайдет, и, отозвав Харуити в сторонку, что-то шептала ему на ухо.
Когда все ушли, Эйдзюн уступил Харуити право первым принять ванну, а сам поднялся в свою комнату. В ней ничего не изменилось с тех пор, как он уехал. То же покрывало на кровати, та же манга на полках, а на столе, покрытый тонким слоем пыли — должно быть, мама забыла убраться здесь перед приездом Эйдзюна, — тот же бейсбольный журнал с невыносимым кэтчером Миюки Кадзуей на обложке. Подумать только — когда-то из-за него Эйдзюн решил бросить друзей и в одиночку отправился в большой незнакомый Токио.
Из-за того, как ребята повели себя с Харуити, на душе скребли кошки, и Эйдзюн совершенно не знал, что делать. Может, подобного и не случилось бы, не будь разлука такой долгой.
Но жалеть было не о чем. Если бы Эйдзюн не уехал тогда, он не узнал бы ни одного из тех классных людей, которых знал сейчас, не получил бы шанса сыграть в самой лучшей команде. И некому было бы учить его тому, чему научил Крис-сэмпай.
Харуити вернулся после ванной разрумянившимся и взъерошенным. С волос падали на ковер капельки воды, и Эйдзюн тут же подхватил с его плеч полотенце и накрыл ему голову.
— Простудишься же, Харуччи! — сказал он. — Попросить у мамы фен?
— Не надо, — Харуити оттолкнул его руку и принял тереть волосы полотенцем. — Они быстро высохнут.
Эйдзюн недоверчиво на него посмотрел, но спорить не стал.
— Комната для гостей — вторая по коридору после моей, — сообщил он. — Я быстро. Не засыпай.
— Не буду, — кивнул Харуити и тихо добавил: — Спасибо.
Эйдзюн просиял и поспешил в ванную.
Когда он вернулся, Харуити в комнате уже не было. Эйдзюн накинул поверх пижамы одеяло и отправился в комнату для гостей.
Харуити пристроил в углу свой рюкзак, разложил футон и играл в какую-то игру. Волосы у него и правда высохли очень быстро.
Эйдзюн сел рядом.
— Твоя мама очень мила, — сказал Харуити. — Она заходила пожелать доброй ночи.
— Ага, — согласился Эйдзюн и надолго замолчал, не зная, что сказать. Рассмотрев в комнате все, включая Харуити и его игру, он наконец ткнул в экран пальцем и спросил:
— Интересно?
— Ага, — сказал Харуити и улыбнулся. — Неловко, правда?
— Точно. И непривычно.
— У тебя никогда не бывало гостей?
— Не из другого города же.
— У нас тоже, но брат приезжал только по праздникам, когда уехал. Чем не гость?
— Скучаешь?
— Скучаю. Но не так сильно, как раньше. Привык.
Харуити замолчал и перестал нажимать на кнопки, поставив игру на паузу.
— Я хотел бы жить с ним после школы, — добавил он. Эйдзюн молчал, решив, что не нужно перебивать.
— Ты же не думаешь, что я просто не могу выбрать свой собственный путь? — спросил Харуити и внимательно посмотрел ему в лицо, ожидая ответа. Эйдзюн не понял, почему тот так взволнован, когда очевидно, что нет ничего страшного, чтобы хотеть быть ближе к родному брату.
— Я думаю, что твой путь очень крутой, — рассмеялся Эйдзюн. — Прости.
— За что?
— Ребята тебе нагрубили.
— Да нестрашно, они просто очень скучали по тебе. А ты приехал не один и большую часть времени будешь проводить со мной.
— Правда? — Эйдзюн облегченно рассмеялся и потянул игру из рук Харуити.
— Эй!
— Я тоже хочу попробовать!
Харуити разжал пальцы и перебрался на футон.
— Ты со мной будешь спать?
— Н-нет, ты чего, я просто думал, что тебе будет скучно одному сидеть! — замахал руками Эйдзюн. — Захочешь спать, говори, и я уйду.
— Да я не против, — невозмутимо сообщил Харуити. — Просто глаза уже закрываются.
Он забрался под одеяло и свернулся калачиком, поглядывая время от времени на Эйдзюна, который судорожно жал на кнопки, стреляя по разноцветным монстрам.
После пятой безуспешной попытки пройти уровень Эйдзюн отложил игру и посмотрел на друга. Харуити, кажется, спал: одеяло мерно поднималось в такт дыханию, да дрожали длиннющие, как у девчонки, ресницы.
Эйдзюн поднялся и выключил свет. Он уже открыл дверь, чтобы выйти из комнаты, как раздался шепот.
— Слушай, а если бы ты мог пригласить кого угодно, кто бы это был?
Эйдзюн сделал вид, что не расслышал, и тихо закрыл дверь.
Ну не признаваться же, как мечтал, что к нему в гости согласится приехать сам Крис-сэмпай.
Наутро мама заявила, что Эйдзюн должен сам убраться в своей комнате и вымести из нее всю прошлогоднюю пыль. Эйтоку сразу после завтрака сцапал Харуити за локоть, и тому ничего не оставалось, как пойти за решительно настроенным стариком. Эйдзюн, вооруженный тряпками и метелками, хихикнул: похоже, Харуити предстояла увлекательнейшая партия в сеги — или урок от самого Савамуры-сенсея, если он не умеет играть. Эйдзюн не помнил ни одного момента, когда Харуити бы подключался к партии: стараниями Миюки Кадзуи связь с сэмпаями налаживали только он да Фуруя, а когда сэмпаи ушли из команды, о сеги никто и не вспоминал. Даже Миюки, так и не сумевший взять у Эйдзюна реванш.
Уборка затянулась до обеда, и когда Эйдзюн наконец освободился, обнаружилось, что Харуити уже закончил с сеги и устроился на диване в гостиной. Настала очередь мамы развлекать гостя. Отец смотрел по телевизору новогодние передачи, а она, изредка комментируя происходящее на экране, показывала Харуити старые фото Эйдзюна. Эйдзюн в подгузниках, Эйдзюн перемазался кашей, Эйдзюн и его первый выпавший зуб — тысяча и один смущающий факт из жизни аса, о которых не стоило вспоминать.
— Эйдзюн-кун, ты начал играть в бейсбол только в средней школе? — Харуити удивленно округлил рот. — Я думал, что ты с детства в него играешь.
— Да он и не знал, что бейсбол вообще существует, пока не ввязался с ребятами в какой-то дворовый матч, — рассмеялась мама.
— Их тогда разделали под орех, — отец отвлекся от телевизора и с гордостью добавил: — Но зато уж в драке после матча Эйдзюн всех победил.
— Дорогой, — смутилась мама, Эйдзюн за ней следом, а Харуити рассмеялся.
— А почему ты продолжил играть? — спросил он.
— Потому что играть вместе с друзьями — круто, быть питчером — круто, а еще круче — побеждать! — выпалил Эйдзюн, не задумываясь, и замолчал, краснея, под тремя насмешливыми взглядами.
— Хорошо, что ты так решил, — наконец заключил Харуити, а родители, переглянувшись, закивали, соглашаясь с ним.
К вечеру снова пошел снег. Эйдзюн и Харуити отправились в магазин — докупить продуктов на всякий случай. Когда они вернулись домой, позвонила Вакана, потребовала к телефону Харуити, и Эйдзюн всерьез задумался о том, не была ли это любовь с первого взгляда. Он не стал долго томиться от любопытства, но Харуити в ответ на все вопросы только загадочно улыбался и говорил, что скоро Эйдзюн сам все узнает.
За час до наступления нового года у дома начали собираться ребята. Первым пришел Акио и к удивлению Эйдзюна направился не к нему, а к Харуити, и принялся расспрашивать его о жизни в Сэйдо. Эйдзюн даже почувствовал себя лишним, но, к счастью, скоро подошли остальные ребята вместе с Ваканой. Помахав родителям и деду на прощание, Эйдзюн схватил Вакану за руку и побежал, подгоняя ребят.
У храма собралась целая толпа местных жителей, многих из них Эйдзюн помнил в лицо. Встретился им и бывший директор средней школы Акаги. Не поверив сначала своим глазам, он потом долго тряс руку Эйдзюну и все повторял, что не зря столько сил было потрачено на команду, раз ее капитан теперь играет в лучшей команде Токио.
Когда начал бить колокол, Харуити извинился и отделился от общей компании, чтобы позвонить. Эйдзюн кивал и улыбался друзьям, краем глаза наблюдая, как меняется лицо друга во время разговора, и гадая, с кем тот говорит. А потом завибрировал его собственный телефон — пришло первое новогоднее сообщение. Курамоти писал, что Миюки уже третий день спит на кровати Эйдзюна и читает тайком его мангу, и советовал приезжать поскорей.
В другой раз Эйдзюн бросился бы звонить и криками да угрозами сгонять Миюки с насиженного места, но сейчас он просто улыбнулся. И вздохнул, подумав, что не все поздравления так легко могут найти адресатов.
А затем толпа двинулась загадывать желания, и он поспешил поймать Харуити за плечо, чтобы не потеряться.
— Будем и в новом году добрыми друзьями, Харуччи, — пожелал Эйдзюн, хлопнув в ладоши и попросив у богов побольше удачи, чтобы осуществить все задуманное.
— Я постараюсь, Эйдзюн-кун.
Новый год обещал быть удивительным и не похожим на остальные.
Не требовалось большого ума понять, что грядут перемены — большие и не очень.
Эйдзюн верил, что перемены — это не так уж и страшно, когда рядом друзья.
Из Нагано Эйдзюн увез кучу гостинцев от мамы, в том числе и целую коробку моти.
Моти предназначались Канемару, которого мама Эйдзюна все никак не могла отблагодарить за прошедшую осень: Эйдзюн тогда добегался под дождем и свалился со страшным жаром, и именно Канемару догадался успокоить его родителей, переставших получать ответы на телефонные звонки.
— Очень разумный молодой человек, не ссорься с ним, — советовала мама, засовывая в далеко не бездонную сумку Эйдзюна гостинцы.
— То-то Канемару-кун обрадуется, — рассмеялся в поезде Харуити и великодушно предложил переложить половину еды или хотя бы открытки к нему.
На самом деле, Канемару собирался вернуться аккурат к началу занятий в школе, и гостинцы вряд ли его бы дождались.
Голодных сэмпаев, озверевших от ежедневного надгрызания гранита науки, никто не отменял.
Эти самые сэмпаи, судя по всему, об учебе постоянно забывали.
Когда Эйдзюн, проводив до лестницы Харуити, толкнул дверь в свою комнату, перед ним предстала странная картина: Курамоти, что-то неразборчиво крича, мучил игровую приставку, а Миюки, красный как рак, зажимал в углу кровати Эйдзюна такого же красного Набе и, приговаривая страшным голосом, что вырываться не стоит, щекотал.
— Детство вспоминаете, сэмпаи? — Эйдзюн поставил сумку около кровати и на автомате увернулся от полетевшей в него подушки.
Курамоти, решивший, что такого приветствия хватит, снова вернулся к игре. Миюки закашлялся и отпустил-таки Набе, который хозяйственно принялся приводить в порядок постель и укладывать в стопку разбросанные на полу учебники.
Эйдзюн заметил на столе около телевизора тарелку с моти, а на окне — вазу с сосновыми ветками.
— С новым годом? — он взял одну лепешку и откусил кусочек. Оказалось вполне ничего, свежая и мягкая.
— Сами готовили?
— А то, сэмпай же мастер на все руки. Попробуй и влюбись, — Миюки ухмыльнулся и вытащил из стопки учебников небольшую книжечку в яркой обложке.
— Держи подарок!
Эйдзюн еле успел поймать книжечку, которая оказалась новым томиком манги, которую они всем классом читали еще с первого года.
— Рад, седзе-ас? — Миюки разве что язык не показал — настроение у него было явно преотличное, — а затем улегся на кровать Эйдзюна, проигнорировав его возмущенный взгляд.
— В магазине мы их купили, — неожиданно сердито сказал Набе, и Миюки отчего-то смутился и притих. Эйдзюн потянул его за ногу, прогоняя с кровати, но тот не поддался. Пришлось садиться, как есть, на Миюки, не церемониться же с ним.
— У тебя задница костлявая, Савамура, — ойкнул тот и заворочался, пытаясь высвободить ноги.
— Ну так слезай, раз не нравится! — посоветовал Эйдзюн и открыл сумку.
— Курамоти-сэмпай, тебе Вакана просила передать, — позвал он, доставая диск, который подруга вручила ему перед отъездом, демонстративно пропуская мимо ушей все его шуточки по этому поводу. Курамоти, прежде наблюдавший за перепалкой Эйдзюна и Миюки вполглаза, мигом отвлекся от игры, подполз к ним и сцапал подарок.
— Личная жизнь налаживается, хья-ха! — Миюки переглянулся с Набе и прыснул, закрывая ладонью рот.
Что-что, а этого Курамоти стерпеть не мог — он почти год уже выбивал у Эйдзюна телефон Ваканы и настроен был очень серьезно, а потому совсем перестал понимать шутки на тему того, каким крепким орешком оказался и Эйдзюн, и его подруга.
С пинками и помощью передовых техник реслинга гиена по имени Миюки Кадзуя оказался за дверью.
— Бросай ты их, Набе-сэмпай, — посоветовал Эйдзюн, протягивая тому стопку тетрадок и учебников. Миюки заглянул в комнату, забрал половину книжек себе и как бы невзначай бросил:
— Не ценишь ты меня, Савамура. Вот возьму и больше не буду говорить Крис-сэмпаю, чтобы приходил на тебя посмотреть!
Эйдзюн невозмутимо фыркнул — к явному неудовольствию Миюки, точно рассчитывавшего на более бурную реакцию, — и, попрощавшись с Набе, захлопнул дверь.
Только позже, разобрав вещи и кинув открытки Фуруе и Канемару под дверь, а Окумуре — на кровать, он вспомнил о его словах.
Курамоти распотрошил диск и, предусмотрительно подключив к компьютеру наушники, исследовал его содержимое, а Эйдзюн лежал и думал, не в том ли дело, что характер Миюки со временем стал еще более скверным. За два года они научились понимать друг друга на поле, вместе разыгрывали наивных первогодок, а иногда Миюки даже бывал серьезен, не прячась за дурацкими шуточками и напускной бравадой, и таким Эйдзюну вполне нравился. Но он все еще мог взбесить одним только словом и порой попадал им в самые больные места. Как специально.
Не то чтобы Эйдзюн верил, что Крис-сэмпай все еще поддерживает его только по просьбе Миюки. Но с другой стороны, не раз и не два тот говорил, что пришел, потому что не смог отказаться от приглашения.
С Крис-сэмпаем все вообще было странно. Не сложно, нет, он понимал любые объяснения и, кажется, принимал даже тот факт, что Эйдзюн все еще не очень умный и иногда выкидывает на поле такое, что остается только краснеть. Просто… Они будто топтались на месте около прозрачной стены, прекрасно видя и слыша друг друга, но никак не могли друг до друга дотянуться.
Каждый раз, когда Крис приходил на матчи, Эйдзюн, даже не видя его на трибунах, всегда чувствовал, что он здесь. А в конце матча Миюки всегда показывал ему, в какой сектор смотреть, они встречались с Крисом взглядом, и Эйдзюн знал, что затем последует их обычное рандеву на троих. И радовался, что Миюки будет рядом, потому что остаться наедине с Крисом означало совсем потеряться в эмоциях и словах.
А когда это все же случилось, Эйдзюн думал, что умрет от смущения, и совсем не знал, о чем говорить, а Крис просил не называть его «учителем», но даже простого «сэмпай» было достаточно, чтобы мечтать снова оказаться первогодкой-дураком-Савамурой, который вот так просто заявил, что хочет стать с Крисом баттери.
Стена мешала просто взять и спросить все, что захочется. Стена не только сохраняла неизменным расстояние между ними, но и словно увеличивала его.
Эйдзюн даже не пытался ее перескочить и удивлялся, почему Крису не надоедают молчаливые паузы, и почему тот предпочитает не обсуждать с Миюки только им понятные кэтчерские штучки, а просто ждать, пока Эйдзюн успокоится и расскажет ему обо всем, что он только что сам видел на поле.
Эйдзюну хотелось говорить с Крисом — как он говорил с Харуити и Канемару, смеяться над чем-нибудь вместе с ним и спросить у него почту, которую не додумался спросить на выпускном. Эйдзюну хотелось, чтобы они были ровесниками, чтобы у них было время стать друзьями, и Крис перестал бы казаться недостижимым и слишком далеким. Эйдзюну хотелось понять, почему Крис все еще приходит на матчи, хотя у него теперь есть свой собственный бейсбол, и не бояться, что когда-нибудь тот все-таки перестанет приходить, и связь между ними, и без того очень слабая, окончательно оборвется. Даже Курамоти и Реске, игравшие вместе так долго, после школы очень быстро разбежались каждый в свою сторону, что же говорить о них.
Решение было элементарным — спросить. Но каждый раз, когда Эйдзюн, захлебываясь словами, пытался рассказать Крису обо всем, что чувствовал во время игры, а тот внимательно слушал его, улыбаясь чему-то своему, все вопросы очень быстро забывались.
Хорошо, что тренер решил, будто бег — лучшее средство от всего.
Привязав к поясу шину, Эйдзюн бегал по застывшему в ожидании зимнего лагеря полю, и все тревоги незаметно растворялись в однообразном ритме шагов.
Так же незаметно подошли к концу каникулы, вернулись из дома товарищи по команде, и началась подготовка к Весеннему Кошиену. А когда в сутках есть только два часа свободного от тренировок времени, они тратятся в основном на учебу или на лишние полчаса сна, но никак не на запутанные и непонятные мысли.
Зимний лагерь, который по сложности и напряженности тренировок давал фору даже летнему, почему-то не испугал ни одного первогодку из основного состава.
Эйдзюн помнил, как после первого дня в прошлом году вырвало на пробежке Канемару, и как он сам с утра едва мог встать с кровати. Фуруя, правда, тогда отличился и, по всем признакам, наслаждался прохладной погодой и даже уставал медленней, чем обычно. Весенний ас, черт бы его побрал!
В этом году в основу вошли Окумура, Сэто, Юуки, двое молчаливых — совсем как Сирасу — аутфилдеров и шустрый маленький шорт-стоп, имени которого Эйдзюн никак не мог запомнить. Только тот хоть как-то отреагировал на новость, что с адскими тренировками Катаоки в комбинации с адскими индивидуальными заданиями Отиая не всякий справится.
А Сэто усмехнулся снисходительно и заверил Эйдзюна, что ничего с ним не случится. Юуки, нацеленный на победу даже сильнее, чем его старший брат, загорелся от одного слова «тренировки».
— Ага, хорошо, только скажи своему кэтчер-сэмпаю, что лагерь не для стариков, — попросил Окумура, который с первого своего появления на поле желал принимать подачи асов и руководить ими во время игр, но в итоге целый год только помогал им разминаться в буллпене вместе с Карибой и Оно. После почти целиком пропущенного весеннего турнира Миюки играл, как сущий дьявол, и никого на свое место не пускал.
Оставалась еще надежда на первогодок из второго состава, которые тоже принимали участие в тренировках, но в целом Эйдзюн почти смирился, что с такими кохаями его последний зимний лагерь начнется без веселья и неожиданностей.
Неожиданностей принес тот, кто, если руководствоваться здравым смыслом, уже должен был исчерпать их лимит.
Заявился на построение, игриво насвистывая попсовый мотив и выдыхая в морозный воздух облачка пара, стал во второй ряд за Юуки, явно прячась за высокой спиной, и продержался до самой разминки, когда Катаока, нахмурившись, схватил его за шкирку и, кивнув Отиаю, чтобы присмотрел за остальными, оттащил в сторонку — объяснить, почему лучше дружить с головой.
Эйдзюн подкрался к ним поближе и принялся делать вид, что растягивает свои очень гибкие — все так говорили — мышцы. Окумура, во время построения выглядевший так, словно замышляет коварное убийство, устроился рядом и без вопросов принялся ему помогать.
Миюки Кадзуя — а это именно он решил войти в историю старшей школы Сэйдо как человек, трижды выживший во время адского зимнего лагеря — беспомощно хихикнул под суровым взглядом Катаоки и закрыл руками лицо.
Катаока не кричал — а все на это рассчитывали, потому и не спешили подходить ближе, а теперь только с любопытством оглядывались на товарищей: вдруг кто что услышит. Катаока негромко что-то выговаривал Миюки, а потом хлопнул его по плечу и подтолкнул к выходу с поля.
— Не скучай без меня, Монстрик, не скучай, Бакамура, — пропел Миюки и отсалютовал.
Катаока закатил глаза, по-доброму усмехнулся, думая, что никто не видит, но заметив, что Эйдюн глазеет прямо на него, принял нарочито серьезный вид и рявкнул:
— Сколько можно разминаться, Савамура, подавать пора!
Окумура с готовностью достал кэтчерскую перчатку и последовал в буллпен — наконец занять место Миюки.
Фуруя, разминавшийся вместе с Харуити, выразительно вздохнул и пошел следом.
После тренировки Катаока попросил второгодок задержаться на поле и объявил, что до конца недели им нужно выбрать нового капитана.
— Прежний отказался называть достойного преемника, так что будете голосовать, — пояснил он.
Эйдзюн оглянулся на Харуити и подмигнул ему. Тот непонимающе моргнул и робко улыбнулся.
Стоявший рядом с Эйдзюном Канемару нахмурился и покосился на него. Эйдзюн оскалился в ответ и уставился на тренера, демонстрируя решительное намерение взять команду под крыло.
Из семерых второгодок шансов стать капитаном было больше у тех, кто дольше всех играл в основе, да у вице-капитанов, которые пришли на смену Маедзоно и Курамоти. А это означало, что Эйдзюн — вполне достойный кандидат.
— Они просто не могли взвалить все на питчера, — говорил потом Харуити, успокаивая Эйдзюна, которому хотелось то ли сломать что-нибудь, то ли кричать, пока обида и досада не выйдут наружу. Он не считал, что из него получится лучший капитан, но думал, что по сравнению со старшими игроки их года примерно равны, а значит, шанс у него есть.
Голосование прошло очень быстро, и Эйдзюн даже получил два голоса в свою пользу. Но какое это имело значение, если капитаном выбрали не его, а Канемару, который, возможно, и был достоин этого, но желания отвечать за всю команду ни разу не проявлял.
Эйдзюн даже порадоваться как следует за него не мог. Он просто понял, что теперь ему остается только биться за первый номер на футболке с Фуруей, и растерялся, вспоминая, как раз за разом победа от него ускользала. Стань он капитаном, был бы шанс помогать команде не только на горке. А теперь…
Эйдзюн всегда верил, что чудеса случаются, и находил объективные, не сказочные причины, по которым они могли произойти. В этот раз их, видимо, оказалось недостаточно.
— Поговори с Канемару-куном, думаю, ему сейчас тоже нелегко, — посоветовал Харуити и погладил его по плечу, — ты же не всерьез расстроился, правда? Ты был бы классным капитаном, но я думаю, все решили, что у тебя достаточно и других забот.
— Конечно же, не всерьез, Харуити, — улыбнулся Эйдзюн, и эта маленькая ложь далась ему неожиданно просто. — Я поговорю, как только получится.
Получилось совсем скоро. Не выдержав подколок Курамоти и скептических замечаний Окумуры, прямо заявившего, что не сдался команде такой капитан, он вылетел из комнаты, хлопнув дверью, и долго бродил вокруг общежития, чтобы успокоиться, а потом ноги сами принесли его к лестнице на второй этаж и к двери комнаты Канемару.
Эйдзюн забарабанил в дверь. Она открылась почти сразу, и Канемару — отчаянный и решительный — показался за ней.
— Как дела, новый капитан? — Эйдзюн отметил про себя, что Канемару какой-то бледный. — Готов толкнуть завтра речь перед командой?
— Да я даже вице-капитанов не выбрал, — Канемару скривился, выглянул в коридор, оглядываясь по сторонам, и за руку затащил Эйдзюна в комнату.
— Разве их нужно менять? — удивился Эйдзюн.
Канемару вздохнул.
— Я голосовал за тебя, — прямо заявил он. Эйдзюн ошарашено открыл рот, не зная, что сказать.
— Но я хотел бы, чтобы вице-капитанами остались Коминато и Тодзе, — добавил Канемару. Это не очень вязалось с его предыдущей репликой.
— Ты у меня разрешения, что ли, спрашиваешь? — Эйдзюн наконец собрался с мыслями. Канемару цокнул языком и опустил глаза. Медленно-медленно его лицо стало красным, как... Как лицо смущенного Харуити?
— Слушай, — Канемару подтолкнул под ноги Эйдзюна стул, а сам сел на соседний. — Ты, конечно, все еще дурак, но я вдруг подумал, что если бы ты был капитаном, это было бы... Ну, круто, — он поскреб ногтем край стола. — Команда заряжается твоим настроением, и играешь ты сейчас надежно.
— Да не волнуйся ты так, — Эйдзюну и самому стало неловко.
— И я не думал, что выберут меня.
— Представь себе, я тоже.
— Не перебивай. Но раз уж меня выбрали, то я хотел бы поддержать ребят всем, чем смогу. А с Тодзё мы неплохо ладим, к тому же, он отлично ладит с ребятами. Ты же сам видел осенью, у Миюки благодаря его помощи вообще не было никаких проблем. Ну, а Коминато... Что бы там ни говорил Юуки, клинапом ему не стать, пока Коминато здесь. И он вдохновляет остальных ребят, да и конфликты улаживать умеет. Короче...
— Канемару, я не хочу быть вице-капитаном, — сказал Эйдзюн. — Да и если бы я капитаном стал, было бы слишком хорошо.
— Тебе же нужно стать асом и отобрать горку у Фуруи! — подхватил Канемару.
— Ага, а перед этим вывести Фурую из строя, потому что живым он мне ее не отдаст.
— Ну и шуточки у тебя!
— Да какие шутки! Правда же.
— Не сдавайся, — Канемару серьезно посмотрел на него. Эйдзюн смутился и отвел взгляд. Все еще было сложно совладать с эмоциями, которые вызывало такое доверие.
— Ты за меня, что ли, болеешь? Так нечестно, капитан!
— Капитан и не должен быть честным, — отрезал Канемару. — Капитан должен мотивировать игроков и объединять команду.
— На эту тему тебе лучше с Миюки Кадзуей поговорить, — захохотал Эйдзюн.
Вместе со смехом пришло окончательное облегчение. Возможно, дело было в Канемару и его привычке говорить прямо в лоб все, что думает, и смущаться собственной честности. Или в его вере в Эйдзюна, которую тот уже не скрывал. В любом случае, от его слов было легко и приятно.
— Постарайся, новый капитан, — Эйдзюн протянул руку и осторожно стукнул Канемару в грудь, туда, где сердце. Тот нервно вздохнул и кивнул, а потом, осененный внезапной мыслью, подскочил и начал что-то искать в тумбочке.
— Смотри, что я перед новым годом нашел, — он протянул Эйдзюну два небольших зеленых свитка.
— Да ладно? — Эйдзюн недоверчиво развернул один и пропустил момент, когда сердце перешло на до боли быстрый ритм.
— Забыл, наверное, — Канемару обошел Эйдзюна и заглянул ему через плечо. — Ух ты, какой подробный план!
— Ты что, не видел его, что ли?
— Нет, Крис-сэмпай читал мне его перед сном и советовался по поводу каждого упражнения, — вспыхнул Канемару. — Он вообще-то не самый общительный человек. А уж когда дело касалось тренировок питчеров, мог часами один сидеть и что-то продумывать. Мы с ним сначала вообще почти не разговаривали. А потом начали говорить о тебе.
Эйдзюн почувствовал, как краснеет.
— Обо мне?
— Дурак, — бросил Канемару и отнял у Эйдзюна свиток. — Он о тебе и правда заботился. И сейчас продолжает, хотя у него точно хватает своих дел. У всех сэмпаев хватает, поэтому они и перестают заходить в школу. А он… Думаешь, я не знаю, что он приходит на наши матчи?
— Но ведь... — Эйдзюн запнулся.
— Что?
— Его же Миюки просит приходить!
Канемару покачал головой, глядя на Эйдзюна как на несмышленого малыша.
— Савамура, похоже, ты слишком долго был с ним в баттери, раз веришь каждому его слову. Почему бы тебе просто не спросить Крис-сэмпая?
Эйдзюн надулся и замолчал, глядя исподлобья на Канемару. Тот не отводил глаз, а потом хлопнул себя по лбу и достал телефон.
— Только не говори, что ты не взял его почту? Да даже я не побоялся.
Эйдзюн пробормотал, что Крис не должен отвечать на сообщения каждого, с кем играл хоть раз, и расплылся в улыбке, когда Канемару отыскал у него в кармане телефон и вбил туда адрес.
— Вот. Спроси и прекрати вести себя как идиот, которому плевать, — посоветовал он.
— Ты такой проницательный, Канемару-кун, — Эйдзюн сжал телефон в ладонях и счастливо вздохнул.
— Да я вообще ни черта не понимаю, что там у вас происходит! — обессилено воскликнул Канемару. — И надеюсь, теперь ты будешь рассказывать о своей жизни сам.
Эйдзюн никак не мог перестать улыбаться. Смысл слов Канемару от него немного ускользал, но он чувствовал, что они значат только приятное.
Канемару краснел, бледнел, чертыхался и не знал, куда себя деть, пока в дверь наконец не постучали и не явился Курамоти с битой наперевес. Оглядев комнату и оценив состояние присутствующих, он разочарованно присвистнул:
— А я уж думал, что еще хоть один раз увижу рыдающего Бакамуру.
Канемару непонимающе округлил глаза, а Эйдзюн медленно поднялся и направился на выход, прихватив по пути Курамоти за локоть.
— Беседа была крайне увлекательной, капитан, — сказал он и закрыл перед недоумевающим Канемару дверь.
Вернувшись в свою комнату, Эйдзюн пропустил мимо ушей все слова Курамоти и до поздней ночи пытался придумать повод, чтобы написать Крису.
Повод не нашелся ни на следующий день, ни через неделю, ни во время тренировочного лагеря и семестровых экзаменов. Даже когда Катаока предупредил ребят на тренировке, что завтра с командой зайдут попрощаться старшие, в голову не пришло ничего умнее: «Спорим, что Миюки Кадзуя разревется и выкинет что-нибудь напоследок?»
А потом старшие и правда пришли, и Эйдзюн сам не мог сдержать слез, потому что Курамоти, растеряв всю свою язвительность и обычную резкость, повис у него на плече и вспоминал все, что произошло за последние два года. Говорил, что обязательно получит приглашение в сборную, обещал, что если Эйдзюн тоже там окажется, никому не рассказывать, какая тот плакса, огрызался в ответ на подколки Миюки, что плакса тут не одна.
— Стань асом, Савамура, — напоследок сказал Курамоти, не обращая внимания на полыхавшего рядом Фурую, и набросился с объятиями уже на Харуити.
Миюки Кадзуя не рыдал и не выкидывал глупости. Он долго говорил с Канемару, потом с убедительным видом внушал что-то Фуруе, который ходил за ним как хвостик и явно не хотел его отпускать, даром что лицо у него было как всегда равнодушное.
— Ну что, ждать тебя в «Тиграх», Савамура? Хочешь играть на Кошиене вечно? — спросил Миюки, когда очередь прощаться дошла до Эйдзюна. Тот посмотрел на бывшего капитана, вспоминая давний разговор, и покачал головой.
— Мне кажется, что играть против тебя будет интереснее, чем с тобой, сэмпай.
Миюки присвистнул удивленно и с какой-то странной гордостью добавил:
— Растешь!
Фуруя рядом всеми способами просигналил, что в «Тиграх» лучше ждать его, но Миюки только усмехнулся и, оглядевшись, побежал к Набе. Закинул руку ему на плечо и принялся что-то горячо шептать на ухо. Набе вздохнул и даже не попытался сбросить его руку.
Эйдзюн посмотрел по сторонам: Курамоти, отпустив наконец Харуити, наблюдал за Миюки; Маедзоно со страшным лицом втолковывал Юуки, что не нужно недооценивать Харуити; Сирасу беседовал с аутфилдерами — кажется, он никогда не уделял младшим столько внимания раньше. Нори, словно не зная, куда себя деть, тихонько стоял в сторонке, опустив покрасневшие глаза.
Эйдзюн устыдился, что не подошел к нему раньше. В их странной команде с дурным и вредным капитаном именно Нори стал настоящим асом, невзирая на номер на футболке. Он следил за тем, чтобы Фуруя и Эйдзюн не перегибали палку на тренировках, он мягко направлял их и поддерживал своим примером. Во многом благодаря ему Эйдзюн оценил позицию реливера, а Фуруя прочувствовал, как непросто быть первым питчером в команде, где есть не только непримиримый соперник, но и упорный надежный сэмпай.
— Спасибо, что поддерживал нас все это время, Нори-сэмпай! — Эйдзюн бросился к нему и облегченно выдохнул, видя, как на лице Нори расцветает слабая, но искренняя улыбка.
— Для меня было честью ловить ваши подачи, — Эйдзюн оглянулся и увидел, что к ним подходит Окумура. Из-за его спины выглянул Курамоти и показал Эйдзюну большой палец.
— Спасибо вам тоже, — прошептал Нори и вытер рукавом глаза.
Со стороны Канемару раздался нарастающий одобрительный гул, и все замолчали, прислушиваясь и приглядываясь к тому, что происходит.
Эйдзюн подошел ближе и увидел, как Миюки, закусив губу, прижимает кулак к груди и смотрит прямо на Канемару.
— Кто вы? — срывающимся голосом спросил он.
— Короли Сэйдо! — выкрикнул Канемару, и его голос потонул в хоре других голосов.
Провожая старших с поля, Эйдзюн подумал, что Миюки все-таки позволил себе немного честности.
Наверное, он тоже чувствовал, что к концу подошла целая эпоха. Команда, просуществовавшая так долго, команда, которая спустя столько лет сыграла на поле Кошиена, стала просто воспоминанием.
Те, кто остался, не имели права играть хуже и все силы свои должны были отдать тому, чтобы ее превзойти.
Они все это уже проходили.
И ошибки нового капитана в попытке наладить контакт с командой, и мандраж перед важным турниром, и отсутствие времени в конце семестра, чтобы успевать и учиться, и тренироваться, и спать.
Только новый кэтчер раньше в программу не был включен.
Окумура был хорош — это все замечали — и не зря именно он, а не внимательный Кариба, заменил Миюки. Ему удавались простые, но действенные стратегии, он быстро принимал решения во время матча и не робел перед старшими. Даже неуживчивый характер не помешал ему завоевать их доверие, когда он был еще запасным. А вот младшие смотрели на него как на зарвавшегося гения, получившего все и сразу без соразмерных жертв, в то время как им приходилось выкладываться на тренировках, даже не зная, окупятся ли их старания.
Эйдзюн не понимал, почему они его не поддерживали, но не лез с расспросами, понимая, что гордость Окумуры этого не простит. Как основной питчер — вернее, один из них — он мог только всецело доверять ему. Это не было сложно, потому что на тренировках они не раз играли вместе против Миюки и Фуруи и потому что стратегии Окумуры было на удивление легко понять.
Иногда они с Эйдзюном обсуждали их вместе. С Миюки Кадзуей, привыкшем взваливать все на себя и не делиться ни с кем, такого не случалось. И Эйдзюну нравилось быть полезным, даже если Окумура чаще вздыхал и прикладывал ладонь к лицу в ответ на его предложения, чем снисходительно улыбался и умудрялся похвалить его так, словно это он был младше. Словом, питчер оставался питчером, но теперь он подавал не только в центр, и они могли выбирать, как обыгрывать противника.
Внушающий арсенал подач был и у Фуруи, в придачу к слайдеру он начал учить курвбол, который с его ростом мог стать опасным оружием. Но уход Миюки ему дался намного сложнее.
Даже если он не хотел это признавать и поначалу казалось, что все хорошо.
Проблема обнажилась во всей своей унизительной простоте в четвертьфинале Весеннего Кошиена. Предыдущий матч целиком отстоял Эйдзюн, и Катаока рассудил, что он смог бы выдержать и следующую игру, но разумнее было дать ему отдохнуть. Поэтому подавал Фуруя, да на всякий случай разминался в буллпене питчер Куроки, до весны игравший во втором составе.
Эйдзюн видел, что во второй половине матча скоростная подача Фуруи стала выше и все чаще улетала в бол, но ни разу баттери не собралась на горке, чтобы обсудить эту проблему. Во время смены сторон он спросил у Окумуры, что случилось, но тот только стиснул зубы и промолчал. Катаока нахмурился, но ничего не предпринял, а Отиай, пощипывая бородку, разочарованно вздохнул.
При нулевом счете в девятом иннинге и двух аутах соперника Фуруя покачал головой в ответ на знаки Окумуры и подал самый быстрый за матч мяч. Срезавшись больше, чем обычно, мяч угодил игроку в предплечье. Следующий бэттер выбил подачу Фуруи в правый аутфилд, новичок Тачибана не сумел поймать мяч, и игрок с первой базы успел вернуться в дом.
Очко, отданное Сэйдо, стало единственным в матче. Новый состав не сумел повторить успех старого, и возвращался домой ни с чем.
Фуруя после матча догнал тренера и прямо сказал, что не доверяет своему новому кэтчеру и его указаниям.
— Я не верю, что меня не отобьют, если я подам так, как он говорит, — сказал он. Канемару чуть не набросился на него с кулаками, первогодки понимающе переглянулись, а Эйдзюн порадовался, не увидев Окумуры поблизости.
Тот отстал от команды и медленно брел к автобусу, впервые на памяти Эйдзюна не пытаясь скрыть обиды и слез.
«Добрый день, Крис-сэмпай. Это Савамура. Как вы думаете, сильно ли недоверие в баттери влияет на результат матча?»
Эйдзюн набрал сообщение и медлил, не зная, стоит ли его отправлять. Он уже не в первый раз так делал и в итоге решал, что выбрал недостаточно важный повод, чтобы отвлекать Криса. Но с другой стороны, тот знал об отношениях между кэтчером и питчером все, поэтому совсем не странно, что Эйдзюн вдруг решил ему написать.
«Простите, если отвлекаю вас. Я буду ждать ответа, пишите, как освободитесь», — подумав, добавил он и зажмурился, нажимая кнопку «отправить».
Через пять минут, показавшихся Эйдзюну вечностью, телефон завибрировал.
«Если между питчером и кэтчером нет доверия, то они не могут называться баттери, — писал Крис. — Канемару-куну можно доверить любую тайну, правда?»
Эйдзюн рассмеялся, подумав, что в последнем предложении явно не хватает саркастичного смайлика. И тут же набрал ответ.
«Я так рад, что вы ответили, Крис-сэмпай! А мы вчера проиграли».
«Передавай спасибо Канемару, — пришел ответ. — Я знаю, видел матч».
Эйдзюн, несмотря на то, что радоваться после поражения было странно, засмеялся снова. На соседней кровати заворочался Окумура, и, чтобы не разбудить его, пришлось уткнуться носом в подушку.
Крис отвечал Эйдзюну так, словно они каждый день переписывались. Эйдзюн подумал, что совсем не страшно иногда взять и что-нибудь просто так у него спросить.
— Я думаю, что Фуруя просто тот еще самоуверенный засранец, — сказал Эйдзюн, когда во время тренировки вместо Окумуры в дом поставили Карибу. — С ним мог управляться только Миюки Кадзуя, а так даже я не знаю, как его переубеждать, когда он упирается.
— Все в порядке, сэмпай, — Окумура повернулся к нему спиной и попросил закрепить защиту. — Он признает меня, рано или поздно. Я не сдаюсь.
Эйдзюн с уважением посмотрел на него и улыбнулся во весь рот.
— Я верю в тебя! Все равно ты лучший кэтчер в команде, даже я понимаю, чего ты хочешь от питчера во время игры! А если Фуруя не хочет с тобой играть, то я стану асом, и мы будем играть с тобой вместе!
— Коварные планы строишь, Савамура? — со спины незаметно подкрался Канемару и, смешавшись, хлопнул Эйдзюна по плечу.
— Просто пытаюсь смириться с жестокой реальностью! — отозвался Эйдзюн.
Окумура, закончив закреплять защиту, выпрямился и, приподняв брови, смерил их оценивающим взглядом.
— Пойдемте на поле уже, сэмпаи, — подчеркнув голосом последнее слово, попросил он.
«Фуруя, похоже, наконец понял, что на Миюки свет клином не сошелся!» — написал Эйдзюн, когда тот к удивлению всех извинился перед Окумурой и попросил принять его подачу на тренировке.
«"Миюки-сэмпай", Савамура, ну что за бесцеремонное отношение», — пришел ответ.
«Окумура сказал, что понял, почему Фуруя ему не доверял, и уже придумывает, как им усилить свою игру! Окумура такой крутой, а ведь младше нас! С таким кэтчером мы и победить можем», — Эйдзюн усилием воли заставил себя остановиться, хотя делиться радостью и гордостью за младшего хотелось бесконечно, даром что тот сидел рядом и с угрюмым видом вертел в руках фонарик, который остался в наследство от Курамоти.
— Вперед, Окумура-сэмпай, мы все через это проходили! — Эйдзюн подтолкнул его к дверям. — У тебя лицо как раз подходящее!
Окумура вздохнул и направился к двери — караулить, когда в нее постучит новичок, чтобы посветить себе в лицо и оказать ему радушное приветствие в лучших традициях их комнаты.
Новичок оказался угрюмым худющим детиной, который, посмотрев на несчастного Окумуру как на слабоумного, оттер его в сторонку и зашел в комнату.
— Сагара Хидеки, шорт-стоп, — представился он и скинул сумку на пол.
— Говорил же, не страшно, Савамура-сэмпай, — процедил Окумура и закрыл дверь.
Эйдзюн оценил габариты новичка, удивившись, как нынче изменились шорт-стопы, и спросил:
— Верхняя или нижняя кровать?
Мрачный и угрюмый новичок Сагара достал из рюкзака коробочку с чем-то, подозрительно напоминавшем пудинг, и уселся на кровать Окумуры.
— Нижняя, значит, — нервно рассмеялся Эйдзюн и подумал, что год будет веселым.
Ответ от Крис-сэмпая так и не пришел.
К началу летнего лагеря выяснилось, что для Сагары его габариты совсем не помеха. На поле у него отлично получалось совладать со своими длиннющими руками и ногами и двигаться не хуже, чем Курамоти. Это вызывало постоянное раздражение у его соперника за позицию и восторг — у Харуити, который с первой тренировки всячески поддерживал новичка и даже высказывал мысль, что на ближайшие два с половиной года за позицию можно не беспокоиться.
— Ты просто не понимаешь, Эйдзюн-кун, плевать, что он как мельница с этими своими руками, зато у него такое чутье! — с горящими глазами объяснял он, и было очень сложно не начать ревновать. Особенно на словах «мельница с руками», произнесенных с почти братской нежностью.
— Какой ты жестокий, Харуччи, — ворчал Эйдзюн и ерошил волосы друга, провоцируя его на смущение и сердитые взгляды из-под челки. Но даже Фуруя молчаливо разделял его волнение и постоянно обретался поблизости, а один раз даже покивал согласно на его заявление, что Харуити слишком много времени уделяет не тем, кому по-настоящему нужно его внимание.
Проблема с Окумурой к этому моменту если не решилась, то перешла на новую стадию, когда Фуруя упрямился, но все-таки слушался кэтчера, а тот в ответ работал с ним над курвболом.
После игр первого и второго состава Сагара вошел в основу. Среди его одногодок отыскался неплохой левый филдер Сузуки и питчер Фудзима с синкером и скоростным фастболом.
Эйдзюн подумал, что ему тоже нельзя останавливаться на достигнутом. Но как он ни намекал Катаоке и Отиаю, что готов день и ночь тренировать новый хитрый прием, который станет его секретным оружием, те так и не решили, что ему это действительно нужно.
«А что, если мне выучить новую подачу?» — отчаявшись получить поддержку от товарищей и тренеров, Эйдзюн снова решился побеспокоить Криса.
«У тебя отличный чендж-ап, технический тренер и кэтчер, — ответил тот. — Не думаешь, что лучше обратиться к ним?»
«Крис-сэмпай иногда не добрый», — удивленно осознал Эйдзюн, не успев задуматься, почему. Нужно было как можно скорее упросить Карибу половить его новые чендж-апы и намекнуть ему на форкбол.
Канон: Daiya no A
Автор: Laliho.
Иллюстратор: Ri-nee
Бета: Misahiko
Пейринг: Такигава Крис-Юу/Савамура Эйдзюн
Персонажи: Савамура Эйдзюн, Коминато Харуити, Фуруя Сатору, Канемару Синдзи, Окумура Коусю, Такигава Крис-Юу, Курамоти Ёити, Миюки Кадзуя, Ватанабе Хисаси, Аоцуки Вакана и др.
Категория: джен, слэш
Жанр: slice of life
Рейтинг: PG
Размер: 13160 слов
Саммари: Последний школьный год, последний шанс стать асом и последний Кошиен. Первая любовь, начало нового пути и будущее, которое он выбрал.
Примечания: саммари сильно изменилось за зиму, постканон, вольное обращение с японским бейсболом
Ссылки для скачивания: .txt || .doc (без иллюстраций) || .rtf (без иллюстраций) || .pdf (c иллюстрациями)
-1-
В декабре Нагано утонула в снегу.
Покупая билеты на последний поезд, Эйдзюн рассчитывал добраться до дома к вечеру, но у метели были другие планы. Она обделила вниманием укутавшийся в рождественские огни Токио и на границе префектур поймала в ловушку переполненный состав.
— Мы задержимся ненадолго, — Харуити потряс задремавшего Эйдзюна за плечо и кивнул в сторону окна. За окном смеркалось, снег был не белым, а синим, вдалеке неподвижно горели огни. Поезд стоит, в полусне подумал Эйдзюн и затянул потуже шнурки на капюшоне.
— Не переживай, Харуччи, — пробормотал он.
— Я не переживаю, — ответил Харуити. — Напишешь своим, что задерживаемся?
— А, да, — Эйдзюн вытащил телефон и набрал короткое сообщение Вакане.
Харуити глянул на экран и хмыкнул.
— Вот как.
— Она ведь у меня ждет!
Эйдзюн ткнул Харуити в бок и, подперев рукой щеку, уставился в окно.
— Интересно, как там поживает наш дорогой ас, — задумчиво протянул он.
— Скучаешь?
— Еще чего!
Харуити потер нос.
— Думаю, он тоже скучает.
Эйдзюн заворчал, придумывая отговорку поубедительнее, но тут завибрировал телефон.
«Отлично, Нобу-кун как раз успеет вовремя! Мы с твоей мамой приготовили мясо в подливе».
Эйдзюн развернул телефон к Харуити и ухмыльнулся, когда тот смутился и начал нервно теребить челку.
— Но откуда ты знаешь, что я люблю?
— У меня свои источники, — Эйдзюн ослепительно улыбнулся и полез в сумку за термосом.
— Чаю?
Остановка затягивалась.
На вокзале их встретила Вакана. Возмущенно надув щеки, она отчитывала Эйдзюна за неумение приезжать вовремя — они опоздали на два часа — и, кажется, совсем на замечала Харуити, переминавшегося с ноги на ногу в сторонке.
— Ребят уже родители дома заждались, ну как так можно, Эйдзюн! — она сердито фыркнула, но, наконец заметив Харуити, замолчала и смутилась.
— Знакомься, Коминато Харуити, мой друг, — быстро сориентировался Эйдзюн.
Последовала немая пауза, Харуити и Вакана осторожно разглядывали друг друга, а потом синхронно поклонились так, что волосы свесились на лицо, и выдохнули:
— Приятно познакомиться!
— Я же говорил, что все будет хорошо! — Эйдзюн хлопнул Харуити по плечу и посмотрел на Вакану.
— Идем?
Дома церемонию представления пришлось повторить несколько раз. Сначала Эйдзюн попал в объятия отца и матери, и присутствие Харуити спасло его от расспросов прямо с порога. Затем из своей комнаты, покряхтывая, вышел Савамура Эйтоку и — всем на удивление — не отвесил Эйдзюну полную горячей любви оплеуху, а потребовал представить его Харуити.
— Друзьям Эйдзюна здесь всегда рады, — заверил он, когда Харуити извинился за вторжение.
Эйдзюн, воспользовавшись тем, что внимание переключилось на друга, наконец разулся и прошел в гостиную. Вакана, покусывая от нетерпения губы, последовала за ним и включила свет. Раздался дружный вздох, а потом на плечи и спину Эйдзюна посыпались крепкие хлопки, кто-то свалил его с ног и воскликнул:
— Добро пожаловать домой, Эй-тян!
Харуити остановился у двери. Эйдзюн улыбнулся ему и жестом поманил в комнату. Друзья — всхлипывающие от радости, немного смущенные, счастливые — настороженно покосились на Харуити и снова обратили все свое внимание на Эйдзюна.
— Я вернулся! — крикнул он,
Он и представить не мог, как сильно соскучился.
Со дня, когда Эйдзюн бросил все и уехал покорять Сэйдо, прошло почти полтора года. На летних каникулах он не приехал домой из-за Кошиена и тренировок, а затем стало просто не до того. Они выиграли осенний турнир, пережили полный семестровых контрольных декабрь, выслушали уйму страшных историй об адском зимнем лагере и решили остаться на Новый год в школе. Даже Фуруя, которого пригласил на праздники дед, сказал, что вернется первого числа — потому что не собирается отставать.
Из старших домой уехало человек десять. В их число не входил временно исключенный из основного состава, а потому особенно вредный кэтчер Миюки Кадзуя и подобревший к концу года Курамоти-сэмпай. Родители, выслушав тысячу причин, по которым Эйдзюн тоже должен был остаться в школе, смирились с его желанием в обмен на новогодние открытки для каждого из них. Вакана обиделась и не разговаривала с ним месяца два, пока ее молчание не доконало Курамоти и он не написал ей с телефона Эйдзюна, попросив простить «бейсбольного идиота».
Зимний лагерь и товарищеские матчи после него окупились сполна. Двенадцать дней весеннего турнира пролетели в одно мгновение и закончились финальной победой. Эйдзюн узнал, каково это — стоять на горке Кошиена. Фуруя установил рекорд по страйк-аутам. Харуити отбил поразивший зрителей и журналистов хоумран, а Курамоти прославился как самый быстрый игрок турнира. Сэйдо сделали еще один шаг на пути из претендентов в короли, и летний Кошиен перестал казаться недостижимой мечтой. У них наконец-то было достаточно для него сил.
— Я бы хотел играть тут каждый год, — признался Эйдзюн после того, как закончилась его второе бейсбольное лето. Сэйдо дошли до финала, и даже после поражения у них было легко на душе. Старшие радовались, что смогли продержаться на поле мечты так долго. Младшие мечтали вернуться на него снова.
— Думаешь, сможешь попасть в состав «Тигров»? Да такого дурака, как ты, их фанаты съедят, — Миюки не оценил откровенности своего питчера и ехидно захихикал.
— Чего? — не понял Эйдзюн, мгновенно вскипая. От его гнева Миюки спас только Тодзе, который миролюбиво вклинился между ними и рассказал и о «Тиграх», и о профессиональном бейсболе, и о скаутах, которые, конечно же, присутствовали на играх Сэйдо.
К началу осеннего турнира Эйдзюн знал о скаутах все. Просто те не смогли обойти вниманием ни Миюки, ни Курамоти, ни даже Фурую, которому рано было еще думать о профессиональной лиге, но, видимо, монструозные подачи заставляли об этом забыть.
Фуруя с невозмутимой, но жутко довольной рожей выбивал страйк-ауты и хоумраны, Эйдзюн бесился и нарезал по вечерам круги вокруг стадиона, а Харуити говорил, что думать о том, что случится еще нескоро, попросту нет смысла.
Сэйдо снова выиграли осенний турнир, хотя сэмпаи покинули команду. Только Миюки заявил, что имеет полное право играть до самого конца, потому что почти всю весну просидел на трибунах, — и в рамках какого-то серьезного образовательного и спортивного эксперимента, который, говорили, проводился по всей стране, ему пошли навстречу.
Снова были контрольные, а в перерывах между зубрежкой уже Эйдзюн пытался запугать первогодок рассказами об адском лагере. На новый год родители Харуити решили съездить отдохнуть, а брат остался в университете. Фуруя праздновал новый год с дедушкой, а Курамоти и Миюки оккупировали комнату и уговорили остаться в общежитии Набе, потому что после праздников им светили пересдачи. Восходящие звезды бейсбола умудрились завалить одни и те же тесты, и их блистательной карьере светило закончиться, так и не начавшись.
Эйдзюн решил поехать домой, а мысль пригласить Харуити пришла сама собой. В конце концов, он с первого года мечтал о таком новом годе. А родители помнили прекрасивый хоумран, принесший Сэйдо важную победу весной, и не прочь были познакомиться с его автором.
Разговоры после долгой разлуки затянулись до самой ночи. Оказалось, что за полтора года проходит целая вечность, и в жизни знакомых людей случается множество важных изменений. Кто-то открыл в себе талант к математике, кто-то дрессировал хомячков в кружке биологии, а Вакана, к примеру, умудрилась выйти в финал конкурса красоты на культурном фестивале. Она не упоминала об этом в своих сообщениях и больно ущипнула за ногу Нобу, когда тот проболтался.
— У тебя теперь, наверное, поклонников хоть отбавляй? — спросил Эйдзюн, представляя очень красивую Вакану и парней, которые падают к ее ногам.
Вакана ничего не ответила, нахмурилась и отвернулась.
— Дурак ты, Эйдзюн, — вздохнул Харуити и отшатнулся, когда все ребята разом оглянулись на него.
— Эй, вы чего так сердито на него смотрите? — Эйдзюн загородил друга и непонимающе вытаращил глаза.
— Но он же… — протянул кто-то, а Акио выступил вперед и огрызнулся:
— Если из Токио, значит, можешь других, как хочешь, обзывать?
— Не нужно меня защищать, Эйдзюн-кун, — попросил Харуити и спокойно ответил: — Я не из Токио. И я не сказал ничего страшного. Не стоит так ревновать.
— Да мы!.. — под взглядом Эйдзюна ребята притихли.
— Ребята, вы что, столько времени же не виделись, — растерянно прошептала Вакана. Харуити благодарно посмотрел на нее. Все замолчали, стало неловко, подходящих тем, чтобы начать разговор, не находилось.
— А не пора ли вам по домам? — в гостиную, словно почувствовав царившее внутри напряжение, зашла мама. — Нужно выспаться. Завтра будет долгий день.
Ребята тут же засуетились, засобирались, обещая зайти вечером, чтобы вместе отправиться в храм. Вакана под напором жалобных взглядов Эйдзюна оттаяла, сказала, что тоже зайдет, и, отозвав Харуити в сторонку, что-то шептала ему на ухо.
Когда все ушли, Эйдзюн уступил Харуити право первым принять ванну, а сам поднялся в свою комнату. В ней ничего не изменилось с тех пор, как он уехал. То же покрывало на кровати, та же манга на полках, а на столе, покрытый тонким слоем пыли — должно быть, мама забыла убраться здесь перед приездом Эйдзюна, — тот же бейсбольный журнал с невыносимым кэтчером Миюки Кадзуей на обложке. Подумать только — когда-то из-за него Эйдзюн решил бросить друзей и в одиночку отправился в большой незнакомый Токио.
Из-за того, как ребята повели себя с Харуити, на душе скребли кошки, и Эйдзюн совершенно не знал, что делать. Может, подобного и не случилось бы, не будь разлука такой долгой.
Но жалеть было не о чем. Если бы Эйдзюн не уехал тогда, он не узнал бы ни одного из тех классных людей, которых знал сейчас, не получил бы шанса сыграть в самой лучшей команде. И некому было бы учить его тому, чему научил Крис-сэмпай.
Харуити вернулся после ванной разрумянившимся и взъерошенным. С волос падали на ковер капельки воды, и Эйдзюн тут же подхватил с его плеч полотенце и накрыл ему голову.
— Простудишься же, Харуччи! — сказал он. — Попросить у мамы фен?
— Не надо, — Харуити оттолкнул его руку и принял тереть волосы полотенцем. — Они быстро высохнут.
Эйдзюн недоверчиво на него посмотрел, но спорить не стал.
— Комната для гостей — вторая по коридору после моей, — сообщил он. — Я быстро. Не засыпай.
— Не буду, — кивнул Харуити и тихо добавил: — Спасибо.
Эйдзюн просиял и поспешил в ванную.
Когда он вернулся, Харуити в комнате уже не было. Эйдзюн накинул поверх пижамы одеяло и отправился в комнату для гостей.
Харуити пристроил в углу свой рюкзак, разложил футон и играл в какую-то игру. Волосы у него и правда высохли очень быстро.
Эйдзюн сел рядом.
— Твоя мама очень мила, — сказал Харуити. — Она заходила пожелать доброй ночи.
— Ага, — согласился Эйдзюн и надолго замолчал, не зная, что сказать. Рассмотрев в комнате все, включая Харуити и его игру, он наконец ткнул в экран пальцем и спросил:
— Интересно?
— Ага, — сказал Харуити и улыбнулся. — Неловко, правда?
— Точно. И непривычно.
— У тебя никогда не бывало гостей?
— Не из другого города же.
— У нас тоже, но брат приезжал только по праздникам, когда уехал. Чем не гость?
— Скучаешь?
— Скучаю. Но не так сильно, как раньше. Привык.
Харуити замолчал и перестал нажимать на кнопки, поставив игру на паузу.
— Я хотел бы жить с ним после школы, — добавил он. Эйдзюн молчал, решив, что не нужно перебивать.
— Ты же не думаешь, что я просто не могу выбрать свой собственный путь? — спросил Харуити и внимательно посмотрел ему в лицо, ожидая ответа. Эйдзюн не понял, почему тот так взволнован, когда очевидно, что нет ничего страшного, чтобы хотеть быть ближе к родному брату.
— Я думаю, что твой путь очень крутой, — рассмеялся Эйдзюн. — Прости.
— За что?
— Ребята тебе нагрубили.
— Да нестрашно, они просто очень скучали по тебе. А ты приехал не один и большую часть времени будешь проводить со мной.
— Правда? — Эйдзюн облегченно рассмеялся и потянул игру из рук Харуити.
— Эй!
— Я тоже хочу попробовать!
Харуити разжал пальцы и перебрался на футон.
— Ты со мной будешь спать?
— Н-нет, ты чего, я просто думал, что тебе будет скучно одному сидеть! — замахал руками Эйдзюн. — Захочешь спать, говори, и я уйду.
— Да я не против, — невозмутимо сообщил Харуити. — Просто глаза уже закрываются.
Он забрался под одеяло и свернулся калачиком, поглядывая время от времени на Эйдзюна, который судорожно жал на кнопки, стреляя по разноцветным монстрам.
После пятой безуспешной попытки пройти уровень Эйдзюн отложил игру и посмотрел на друга. Харуити, кажется, спал: одеяло мерно поднималось в такт дыханию, да дрожали длиннющие, как у девчонки, ресницы.
Эйдзюн поднялся и выключил свет. Он уже открыл дверь, чтобы выйти из комнаты, как раздался шепот.
— Слушай, а если бы ты мог пригласить кого угодно, кто бы это был?
Эйдзюн сделал вид, что не расслышал, и тихо закрыл дверь.
Ну не признаваться же, как мечтал, что к нему в гости согласится приехать сам Крис-сэмпай.
Наутро мама заявила, что Эйдзюн должен сам убраться в своей комнате и вымести из нее всю прошлогоднюю пыль. Эйтоку сразу после завтрака сцапал Харуити за локоть, и тому ничего не оставалось, как пойти за решительно настроенным стариком. Эйдзюн, вооруженный тряпками и метелками, хихикнул: похоже, Харуити предстояла увлекательнейшая партия в сеги — или урок от самого Савамуры-сенсея, если он не умеет играть. Эйдзюн не помнил ни одного момента, когда Харуити бы подключался к партии: стараниями Миюки Кадзуи связь с сэмпаями налаживали только он да Фуруя, а когда сэмпаи ушли из команды, о сеги никто и не вспоминал. Даже Миюки, так и не сумевший взять у Эйдзюна реванш.
Уборка затянулась до обеда, и когда Эйдзюн наконец освободился, обнаружилось, что Харуити уже закончил с сеги и устроился на диване в гостиной. Настала очередь мамы развлекать гостя. Отец смотрел по телевизору новогодние передачи, а она, изредка комментируя происходящее на экране, показывала Харуити старые фото Эйдзюна. Эйдзюн в подгузниках, Эйдзюн перемазался кашей, Эйдзюн и его первый выпавший зуб — тысяча и один смущающий факт из жизни аса, о которых не стоило вспоминать.
— Эйдзюн-кун, ты начал играть в бейсбол только в средней школе? — Харуити удивленно округлил рот. — Я думал, что ты с детства в него играешь.
— Да он и не знал, что бейсбол вообще существует, пока не ввязался с ребятами в какой-то дворовый матч, — рассмеялась мама.
— Их тогда разделали под орех, — отец отвлекся от телевизора и с гордостью добавил: — Но зато уж в драке после матча Эйдзюн всех победил.
— Дорогой, — смутилась мама, Эйдзюн за ней следом, а Харуити рассмеялся.
— А почему ты продолжил играть? — спросил он.
— Потому что играть вместе с друзьями — круто, быть питчером — круто, а еще круче — побеждать! — выпалил Эйдзюн, не задумываясь, и замолчал, краснея, под тремя насмешливыми взглядами.
— Хорошо, что ты так решил, — наконец заключил Харуити, а родители, переглянувшись, закивали, соглашаясь с ним.
К вечеру снова пошел снег. Эйдзюн и Харуити отправились в магазин — докупить продуктов на всякий случай. Когда они вернулись домой, позвонила Вакана, потребовала к телефону Харуити, и Эйдзюн всерьез задумался о том, не была ли это любовь с первого взгляда. Он не стал долго томиться от любопытства, но Харуити в ответ на все вопросы только загадочно улыбался и говорил, что скоро Эйдзюн сам все узнает.
За час до наступления нового года у дома начали собираться ребята. Первым пришел Акио и к удивлению Эйдзюна направился не к нему, а к Харуити, и принялся расспрашивать его о жизни в Сэйдо. Эйдзюн даже почувствовал себя лишним, но, к счастью, скоро подошли остальные ребята вместе с Ваканой. Помахав родителям и деду на прощание, Эйдзюн схватил Вакану за руку и побежал, подгоняя ребят.
У храма собралась целая толпа местных жителей, многих из них Эйдзюн помнил в лицо. Встретился им и бывший директор средней школы Акаги. Не поверив сначала своим глазам, он потом долго тряс руку Эйдзюну и все повторял, что не зря столько сил было потрачено на команду, раз ее капитан теперь играет в лучшей команде Токио.
Когда начал бить колокол, Харуити извинился и отделился от общей компании, чтобы позвонить. Эйдзюн кивал и улыбался друзьям, краем глаза наблюдая, как меняется лицо друга во время разговора, и гадая, с кем тот говорит. А потом завибрировал его собственный телефон — пришло первое новогоднее сообщение. Курамоти писал, что Миюки уже третий день спит на кровати Эйдзюна и читает тайком его мангу, и советовал приезжать поскорей.
В другой раз Эйдзюн бросился бы звонить и криками да угрозами сгонять Миюки с насиженного места, но сейчас он просто улыбнулся. И вздохнул, подумав, что не все поздравления так легко могут найти адресатов.
А затем толпа двинулась загадывать желания, и он поспешил поймать Харуити за плечо, чтобы не потеряться.
— Будем и в новом году добрыми друзьями, Харуччи, — пожелал Эйдзюн, хлопнув в ладоши и попросив у богов побольше удачи, чтобы осуществить все задуманное.
— Я постараюсь, Эйдзюн-кун.
Новый год обещал быть удивительным и не похожим на остальные.
Не требовалось большого ума понять, что грядут перемены — большие и не очень.
Эйдзюн верил, что перемены — это не так уж и страшно, когда рядом друзья.
-2-
Из Нагано Эйдзюн увез кучу гостинцев от мамы, в том числе и целую коробку моти.
Моти предназначались Канемару, которого мама Эйдзюна все никак не могла отблагодарить за прошедшую осень: Эйдзюн тогда добегался под дождем и свалился со страшным жаром, и именно Канемару догадался успокоить его родителей, переставших получать ответы на телефонные звонки.
— Очень разумный молодой человек, не ссорься с ним, — советовала мама, засовывая в далеко не бездонную сумку Эйдзюна гостинцы.
— То-то Канемару-кун обрадуется, — рассмеялся в поезде Харуити и великодушно предложил переложить половину еды или хотя бы открытки к нему.
На самом деле, Канемару собирался вернуться аккурат к началу занятий в школе, и гостинцы вряд ли его бы дождались.
Голодных сэмпаев, озверевших от ежедневного надгрызания гранита науки, никто не отменял.
Эти самые сэмпаи, судя по всему, об учебе постоянно забывали.
Когда Эйдзюн, проводив до лестницы Харуити, толкнул дверь в свою комнату, перед ним предстала странная картина: Курамоти, что-то неразборчиво крича, мучил игровую приставку, а Миюки, красный как рак, зажимал в углу кровати Эйдзюна такого же красного Набе и, приговаривая страшным голосом, что вырываться не стоит, щекотал.
— Детство вспоминаете, сэмпаи? — Эйдзюн поставил сумку около кровати и на автомате увернулся от полетевшей в него подушки.
Курамоти, решивший, что такого приветствия хватит, снова вернулся к игре. Миюки закашлялся и отпустил-таки Набе, который хозяйственно принялся приводить в порядок постель и укладывать в стопку разбросанные на полу учебники.
Эйдзюн заметил на столе около телевизора тарелку с моти, а на окне — вазу с сосновыми ветками.
— С новым годом? — он взял одну лепешку и откусил кусочек. Оказалось вполне ничего, свежая и мягкая.
— Сами готовили?
— А то, сэмпай же мастер на все руки. Попробуй и влюбись, — Миюки ухмыльнулся и вытащил из стопки учебников небольшую книжечку в яркой обложке.
— Держи подарок!
Эйдзюн еле успел поймать книжечку, которая оказалась новым томиком манги, которую они всем классом читали еще с первого года.
— Рад, седзе-ас? — Миюки разве что язык не показал — настроение у него было явно преотличное, — а затем улегся на кровать Эйдзюна, проигнорировав его возмущенный взгляд.
— В магазине мы их купили, — неожиданно сердито сказал Набе, и Миюки отчего-то смутился и притих. Эйдзюн потянул его за ногу, прогоняя с кровати, но тот не поддался. Пришлось садиться, как есть, на Миюки, не церемониться же с ним.
— У тебя задница костлявая, Савамура, — ойкнул тот и заворочался, пытаясь высвободить ноги.
— Ну так слезай, раз не нравится! — посоветовал Эйдзюн и открыл сумку.
— Курамоти-сэмпай, тебе Вакана просила передать, — позвал он, доставая диск, который подруга вручила ему перед отъездом, демонстративно пропуская мимо ушей все его шуточки по этому поводу. Курамоти, прежде наблюдавший за перепалкой Эйдзюна и Миюки вполглаза, мигом отвлекся от игры, подполз к ним и сцапал подарок.
— Личная жизнь налаживается, хья-ха! — Миюки переглянулся с Набе и прыснул, закрывая ладонью рот.
Что-что, а этого Курамоти стерпеть не мог — он почти год уже выбивал у Эйдзюна телефон Ваканы и настроен был очень серьезно, а потому совсем перестал понимать шутки на тему того, каким крепким орешком оказался и Эйдзюн, и его подруга.
С пинками и помощью передовых техник реслинга гиена по имени Миюки Кадзуя оказался за дверью.
— Бросай ты их, Набе-сэмпай, — посоветовал Эйдзюн, протягивая тому стопку тетрадок и учебников. Миюки заглянул в комнату, забрал половину книжек себе и как бы невзначай бросил:
— Не ценишь ты меня, Савамура. Вот возьму и больше не буду говорить Крис-сэмпаю, чтобы приходил на тебя посмотреть!
Эйдзюн невозмутимо фыркнул — к явному неудовольствию Миюки, точно рассчитывавшего на более бурную реакцию, — и, попрощавшись с Набе, захлопнул дверь.
Только позже, разобрав вещи и кинув открытки Фуруе и Канемару под дверь, а Окумуре — на кровать, он вспомнил о его словах.
Курамоти распотрошил диск и, предусмотрительно подключив к компьютеру наушники, исследовал его содержимое, а Эйдзюн лежал и думал, не в том ли дело, что характер Миюки со временем стал еще более скверным. За два года они научились понимать друг друга на поле, вместе разыгрывали наивных первогодок, а иногда Миюки даже бывал серьезен, не прячась за дурацкими шуточками и напускной бравадой, и таким Эйдзюну вполне нравился. Но он все еще мог взбесить одним только словом и порой попадал им в самые больные места. Как специально.
Не то чтобы Эйдзюн верил, что Крис-сэмпай все еще поддерживает его только по просьбе Миюки. Но с другой стороны, не раз и не два тот говорил, что пришел, потому что не смог отказаться от приглашения.
С Крис-сэмпаем все вообще было странно. Не сложно, нет, он понимал любые объяснения и, кажется, принимал даже тот факт, что Эйдзюн все еще не очень умный и иногда выкидывает на поле такое, что остается только краснеть. Просто… Они будто топтались на месте около прозрачной стены, прекрасно видя и слыша друг друга, но никак не могли друг до друга дотянуться.
Каждый раз, когда Крис приходил на матчи, Эйдзюн, даже не видя его на трибунах, всегда чувствовал, что он здесь. А в конце матча Миюки всегда показывал ему, в какой сектор смотреть, они встречались с Крисом взглядом, и Эйдзюн знал, что затем последует их обычное рандеву на троих. И радовался, что Миюки будет рядом, потому что остаться наедине с Крисом означало совсем потеряться в эмоциях и словах.
А когда это все же случилось, Эйдзюн думал, что умрет от смущения, и совсем не знал, о чем говорить, а Крис просил не называть его «учителем», но даже простого «сэмпай» было достаточно, чтобы мечтать снова оказаться первогодкой-дураком-Савамурой, который вот так просто заявил, что хочет стать с Крисом баттери.
Стена мешала просто взять и спросить все, что захочется. Стена не только сохраняла неизменным расстояние между ними, но и словно увеличивала его.
Эйдзюн даже не пытался ее перескочить и удивлялся, почему Крису не надоедают молчаливые паузы, и почему тот предпочитает не обсуждать с Миюки только им понятные кэтчерские штучки, а просто ждать, пока Эйдзюн успокоится и расскажет ему обо всем, что он только что сам видел на поле.
Эйдзюну хотелось говорить с Крисом — как он говорил с Харуити и Канемару, смеяться над чем-нибудь вместе с ним и спросить у него почту, которую не додумался спросить на выпускном. Эйдзюну хотелось, чтобы они были ровесниками, чтобы у них было время стать друзьями, и Крис перестал бы казаться недостижимым и слишком далеким. Эйдзюну хотелось понять, почему Крис все еще приходит на матчи, хотя у него теперь есть свой собственный бейсбол, и не бояться, что когда-нибудь тот все-таки перестанет приходить, и связь между ними, и без того очень слабая, окончательно оборвется. Даже Курамоти и Реске, игравшие вместе так долго, после школы очень быстро разбежались каждый в свою сторону, что же говорить о них.
Решение было элементарным — спросить. Но каждый раз, когда Эйдзюн, захлебываясь словами, пытался рассказать Крису обо всем, что чувствовал во время игры, а тот внимательно слушал его, улыбаясь чему-то своему, все вопросы очень быстро забывались.
Хорошо, что тренер решил, будто бег — лучшее средство от всего.
Привязав к поясу шину, Эйдзюн бегал по застывшему в ожидании зимнего лагеря полю, и все тревоги незаметно растворялись в однообразном ритме шагов.
Так же незаметно подошли к концу каникулы, вернулись из дома товарищи по команде, и началась подготовка к Весеннему Кошиену. А когда в сутках есть только два часа свободного от тренировок времени, они тратятся в основном на учебу или на лишние полчаса сна, но никак не на запутанные и непонятные мысли.
Зимний лагерь, который по сложности и напряженности тренировок давал фору даже летнему, почему-то не испугал ни одного первогодку из основного состава.
Эйдзюн помнил, как после первого дня в прошлом году вырвало на пробежке Канемару, и как он сам с утра едва мог встать с кровати. Фуруя, правда, тогда отличился и, по всем признакам, наслаждался прохладной погодой и даже уставал медленней, чем обычно. Весенний ас, черт бы его побрал!
В этом году в основу вошли Окумура, Сэто, Юуки, двое молчаливых — совсем как Сирасу — аутфилдеров и шустрый маленький шорт-стоп, имени которого Эйдзюн никак не мог запомнить. Только тот хоть как-то отреагировал на новость, что с адскими тренировками Катаоки в комбинации с адскими индивидуальными заданиями Отиая не всякий справится.
А Сэто усмехнулся снисходительно и заверил Эйдзюна, что ничего с ним не случится. Юуки, нацеленный на победу даже сильнее, чем его старший брат, загорелся от одного слова «тренировки».
— Ага, хорошо, только скажи своему кэтчер-сэмпаю, что лагерь не для стариков, — попросил Окумура, который с первого своего появления на поле желал принимать подачи асов и руководить ими во время игр, но в итоге целый год только помогал им разминаться в буллпене вместе с Карибой и Оно. После почти целиком пропущенного весеннего турнира Миюки играл, как сущий дьявол, и никого на свое место не пускал.
Оставалась еще надежда на первогодок из второго состава, которые тоже принимали участие в тренировках, но в целом Эйдзюн почти смирился, что с такими кохаями его последний зимний лагерь начнется без веселья и неожиданностей.
Неожиданностей принес тот, кто, если руководствоваться здравым смыслом, уже должен был исчерпать их лимит.
Заявился на построение, игриво насвистывая попсовый мотив и выдыхая в морозный воздух облачка пара, стал во второй ряд за Юуки, явно прячась за высокой спиной, и продержался до самой разминки, когда Катаока, нахмурившись, схватил его за шкирку и, кивнув Отиаю, чтобы присмотрел за остальными, оттащил в сторонку — объяснить, почему лучше дружить с головой.
Эйдзюн подкрался к ним поближе и принялся делать вид, что растягивает свои очень гибкие — все так говорили — мышцы. Окумура, во время построения выглядевший так, словно замышляет коварное убийство, устроился рядом и без вопросов принялся ему помогать.
Миюки Кадзуя — а это именно он решил войти в историю старшей школы Сэйдо как человек, трижды выживший во время адского зимнего лагеря — беспомощно хихикнул под суровым взглядом Катаоки и закрыл руками лицо.
Катаока не кричал — а все на это рассчитывали, потому и не спешили подходить ближе, а теперь только с любопытством оглядывались на товарищей: вдруг кто что услышит. Катаока негромко что-то выговаривал Миюки, а потом хлопнул его по плечу и подтолкнул к выходу с поля.
— Не скучай без меня, Монстрик, не скучай, Бакамура, — пропел Миюки и отсалютовал.
Катаока закатил глаза, по-доброму усмехнулся, думая, что никто не видит, но заметив, что Эйдюн глазеет прямо на него, принял нарочито серьезный вид и рявкнул:
— Сколько можно разминаться, Савамура, подавать пора!
Окумура с готовностью достал кэтчерскую перчатку и последовал в буллпен — наконец занять место Миюки.
Фуруя, разминавшийся вместе с Харуити, выразительно вздохнул и пошел следом.
После тренировки Катаока попросил второгодок задержаться на поле и объявил, что до конца недели им нужно выбрать нового капитана.
— Прежний отказался называть достойного преемника, так что будете голосовать, — пояснил он.
Эйдзюн оглянулся на Харуити и подмигнул ему. Тот непонимающе моргнул и робко улыбнулся.
Стоявший рядом с Эйдзюном Канемару нахмурился и покосился на него. Эйдзюн оскалился в ответ и уставился на тренера, демонстрируя решительное намерение взять команду под крыло.
Из семерых второгодок шансов стать капитаном было больше у тех, кто дольше всех играл в основе, да у вице-капитанов, которые пришли на смену Маедзоно и Курамоти. А это означало, что Эйдзюн — вполне достойный кандидат.
— Они просто не могли взвалить все на питчера, — говорил потом Харуити, успокаивая Эйдзюна, которому хотелось то ли сломать что-нибудь, то ли кричать, пока обида и досада не выйдут наружу. Он не считал, что из него получится лучший капитан, но думал, что по сравнению со старшими игроки их года примерно равны, а значит, шанс у него есть.
Голосование прошло очень быстро, и Эйдзюн даже получил два голоса в свою пользу. Но какое это имело значение, если капитаном выбрали не его, а Канемару, который, возможно, и был достоин этого, но желания отвечать за всю команду ни разу не проявлял.
Эйдзюн даже порадоваться как следует за него не мог. Он просто понял, что теперь ему остается только биться за первый номер на футболке с Фуруей, и растерялся, вспоминая, как раз за разом победа от него ускользала. Стань он капитаном, был бы шанс помогать команде не только на горке. А теперь…
Эйдзюн всегда верил, что чудеса случаются, и находил объективные, не сказочные причины, по которым они могли произойти. В этот раз их, видимо, оказалось недостаточно.
— Поговори с Канемару-куном, думаю, ему сейчас тоже нелегко, — посоветовал Харуити и погладил его по плечу, — ты же не всерьез расстроился, правда? Ты был бы классным капитаном, но я думаю, все решили, что у тебя достаточно и других забот.
— Конечно же, не всерьез, Харуити, — улыбнулся Эйдзюн, и эта маленькая ложь далась ему неожиданно просто. — Я поговорю, как только получится.
Получилось совсем скоро. Не выдержав подколок Курамоти и скептических замечаний Окумуры, прямо заявившего, что не сдался команде такой капитан, он вылетел из комнаты, хлопнув дверью, и долго бродил вокруг общежития, чтобы успокоиться, а потом ноги сами принесли его к лестнице на второй этаж и к двери комнаты Канемару.
Эйдзюн забарабанил в дверь. Она открылась почти сразу, и Канемару — отчаянный и решительный — показался за ней.
— Как дела, новый капитан? — Эйдзюн отметил про себя, что Канемару какой-то бледный. — Готов толкнуть завтра речь перед командой?
— Да я даже вице-капитанов не выбрал, — Канемару скривился, выглянул в коридор, оглядываясь по сторонам, и за руку затащил Эйдзюна в комнату.
— Разве их нужно менять? — удивился Эйдзюн.
Канемару вздохнул.
— Я голосовал за тебя, — прямо заявил он. Эйдзюн ошарашено открыл рот, не зная, что сказать.
— Но я хотел бы, чтобы вице-капитанами остались Коминато и Тодзе, — добавил Канемару. Это не очень вязалось с его предыдущей репликой.
— Ты у меня разрешения, что ли, спрашиваешь? — Эйдзюн наконец собрался с мыслями. Канемару цокнул языком и опустил глаза. Медленно-медленно его лицо стало красным, как... Как лицо смущенного Харуити?
— Слушай, — Канемару подтолкнул под ноги Эйдзюна стул, а сам сел на соседний. — Ты, конечно, все еще дурак, но я вдруг подумал, что если бы ты был капитаном, это было бы... Ну, круто, — он поскреб ногтем край стола. — Команда заряжается твоим настроением, и играешь ты сейчас надежно.
— Да не волнуйся ты так, — Эйдзюну и самому стало неловко.
— И я не думал, что выберут меня.
— Представь себе, я тоже.
— Не перебивай. Но раз уж меня выбрали, то я хотел бы поддержать ребят всем, чем смогу. А с Тодзё мы неплохо ладим, к тому же, он отлично ладит с ребятами. Ты же сам видел осенью, у Миюки благодаря его помощи вообще не было никаких проблем. Ну, а Коминато... Что бы там ни говорил Юуки, клинапом ему не стать, пока Коминато здесь. И он вдохновляет остальных ребят, да и конфликты улаживать умеет. Короче...
— Канемару, я не хочу быть вице-капитаном, — сказал Эйдзюн. — Да и если бы я капитаном стал, было бы слишком хорошо.
— Тебе же нужно стать асом и отобрать горку у Фуруи! — подхватил Канемару.
— Ага, а перед этим вывести Фурую из строя, потому что живым он мне ее не отдаст.
— Ну и шуточки у тебя!
— Да какие шутки! Правда же.
— Не сдавайся, — Канемару серьезно посмотрел на него. Эйдзюн смутился и отвел взгляд. Все еще было сложно совладать с эмоциями, которые вызывало такое доверие.
— Ты за меня, что ли, болеешь? Так нечестно, капитан!
— Капитан и не должен быть честным, — отрезал Канемару. — Капитан должен мотивировать игроков и объединять команду.
— На эту тему тебе лучше с Миюки Кадзуей поговорить, — захохотал Эйдзюн.
Вместе со смехом пришло окончательное облегчение. Возможно, дело было в Канемару и его привычке говорить прямо в лоб все, что думает, и смущаться собственной честности. Или в его вере в Эйдзюна, которую тот уже не скрывал. В любом случае, от его слов было легко и приятно.
— Постарайся, новый капитан, — Эйдзюн протянул руку и осторожно стукнул Канемару в грудь, туда, где сердце. Тот нервно вздохнул и кивнул, а потом, осененный внезапной мыслью, подскочил и начал что-то искать в тумбочке.
— Смотри, что я перед новым годом нашел, — он протянул Эйдзюну два небольших зеленых свитка.
— Да ладно? — Эйдзюн недоверчиво развернул один и пропустил момент, когда сердце перешло на до боли быстрый ритм.
— Забыл, наверное, — Канемару обошел Эйдзюна и заглянул ему через плечо. — Ух ты, какой подробный план!
— Ты что, не видел его, что ли?
— Нет, Крис-сэмпай читал мне его перед сном и советовался по поводу каждого упражнения, — вспыхнул Канемару. — Он вообще-то не самый общительный человек. А уж когда дело касалось тренировок питчеров, мог часами один сидеть и что-то продумывать. Мы с ним сначала вообще почти не разговаривали. А потом начали говорить о тебе.
Эйдзюн почувствовал, как краснеет.
— Обо мне?
— Дурак, — бросил Канемару и отнял у Эйдзюна свиток. — Он о тебе и правда заботился. И сейчас продолжает, хотя у него точно хватает своих дел. У всех сэмпаев хватает, поэтому они и перестают заходить в школу. А он… Думаешь, я не знаю, что он приходит на наши матчи?
— Но ведь... — Эйдзюн запнулся.
— Что?
— Его же Миюки просит приходить!
Канемару покачал головой, глядя на Эйдзюна как на несмышленого малыша.
— Савамура, похоже, ты слишком долго был с ним в баттери, раз веришь каждому его слову. Почему бы тебе просто не спросить Крис-сэмпая?
Эйдзюн надулся и замолчал, глядя исподлобья на Канемару. Тот не отводил глаз, а потом хлопнул себя по лбу и достал телефон.
— Только не говори, что ты не взял его почту? Да даже я не побоялся.
Эйдзюн пробормотал, что Крис не должен отвечать на сообщения каждого, с кем играл хоть раз, и расплылся в улыбке, когда Канемару отыскал у него в кармане телефон и вбил туда адрес.
— Вот. Спроси и прекрати вести себя как идиот, которому плевать, — посоветовал он.
— Ты такой проницательный, Канемару-кун, — Эйдзюн сжал телефон в ладонях и счастливо вздохнул.
— Да я вообще ни черта не понимаю, что там у вас происходит! — обессилено воскликнул Канемару. — И надеюсь, теперь ты будешь рассказывать о своей жизни сам.
Эйдзюн никак не мог перестать улыбаться. Смысл слов Канемару от него немного ускользал, но он чувствовал, что они значат только приятное.
Канемару краснел, бледнел, чертыхался и не знал, куда себя деть, пока в дверь наконец не постучали и не явился Курамоти с битой наперевес. Оглядев комнату и оценив состояние присутствующих, он разочарованно присвистнул:
— А я уж думал, что еще хоть один раз увижу рыдающего Бакамуру.
Канемару непонимающе округлил глаза, а Эйдзюн медленно поднялся и направился на выход, прихватив по пути Курамоти за локоть.
— Беседа была крайне увлекательной, капитан, — сказал он и закрыл перед недоумевающим Канемару дверь.
Вернувшись в свою комнату, Эйдзюн пропустил мимо ушей все слова Курамоти и до поздней ночи пытался придумать повод, чтобы написать Крису.
Повод не нашелся ни на следующий день, ни через неделю, ни во время тренировочного лагеря и семестровых экзаменов. Даже когда Катаока предупредил ребят на тренировке, что завтра с командой зайдут попрощаться старшие, в голову не пришло ничего умнее: «Спорим, что Миюки Кадзуя разревется и выкинет что-нибудь напоследок?»
А потом старшие и правда пришли, и Эйдзюн сам не мог сдержать слез, потому что Курамоти, растеряв всю свою язвительность и обычную резкость, повис у него на плече и вспоминал все, что произошло за последние два года. Говорил, что обязательно получит приглашение в сборную, обещал, что если Эйдзюн тоже там окажется, никому не рассказывать, какая тот плакса, огрызался в ответ на подколки Миюки, что плакса тут не одна.
— Стань асом, Савамура, — напоследок сказал Курамоти, не обращая внимания на полыхавшего рядом Фурую, и набросился с объятиями уже на Харуити.
Миюки Кадзуя не рыдал и не выкидывал глупости. Он долго говорил с Канемару, потом с убедительным видом внушал что-то Фуруе, который ходил за ним как хвостик и явно не хотел его отпускать, даром что лицо у него было как всегда равнодушное.
— Ну что, ждать тебя в «Тиграх», Савамура? Хочешь играть на Кошиене вечно? — спросил Миюки, когда очередь прощаться дошла до Эйдзюна. Тот посмотрел на бывшего капитана, вспоминая давний разговор, и покачал головой.
— Мне кажется, что играть против тебя будет интереснее, чем с тобой, сэмпай.
Миюки присвистнул удивленно и с какой-то странной гордостью добавил:
— Растешь!
Фуруя рядом всеми способами просигналил, что в «Тиграх» лучше ждать его, но Миюки только усмехнулся и, оглядевшись, побежал к Набе. Закинул руку ему на плечо и принялся что-то горячо шептать на ухо. Набе вздохнул и даже не попытался сбросить его руку.
Эйдзюн посмотрел по сторонам: Курамоти, отпустив наконец Харуити, наблюдал за Миюки; Маедзоно со страшным лицом втолковывал Юуки, что не нужно недооценивать Харуити; Сирасу беседовал с аутфилдерами — кажется, он никогда не уделял младшим столько внимания раньше. Нори, словно не зная, куда себя деть, тихонько стоял в сторонке, опустив покрасневшие глаза.
Эйдзюн устыдился, что не подошел к нему раньше. В их странной команде с дурным и вредным капитаном именно Нори стал настоящим асом, невзирая на номер на футболке. Он следил за тем, чтобы Фуруя и Эйдзюн не перегибали палку на тренировках, он мягко направлял их и поддерживал своим примером. Во многом благодаря ему Эйдзюн оценил позицию реливера, а Фуруя прочувствовал, как непросто быть первым питчером в команде, где есть не только непримиримый соперник, но и упорный надежный сэмпай.
— Спасибо, что поддерживал нас все это время, Нори-сэмпай! — Эйдзюн бросился к нему и облегченно выдохнул, видя, как на лице Нори расцветает слабая, но искренняя улыбка.
— Для меня было честью ловить ваши подачи, — Эйдзюн оглянулся и увидел, что к ним подходит Окумура. Из-за его спины выглянул Курамоти и показал Эйдзюну большой палец.
— Спасибо вам тоже, — прошептал Нори и вытер рукавом глаза.
Со стороны Канемару раздался нарастающий одобрительный гул, и все замолчали, прислушиваясь и приглядываясь к тому, что происходит.
Эйдзюн подошел ближе и увидел, как Миюки, закусив губу, прижимает кулак к груди и смотрит прямо на Канемару.
— Кто вы? — срывающимся голосом спросил он.
— Короли Сэйдо! — выкрикнул Канемару, и его голос потонул в хоре других голосов.
Провожая старших с поля, Эйдзюн подумал, что Миюки все-таки позволил себе немного честности.
Наверное, он тоже чувствовал, что к концу подошла целая эпоха. Команда, просуществовавшая так долго, команда, которая спустя столько лет сыграла на поле Кошиена, стала просто воспоминанием.
Те, кто остался, не имели права играть хуже и все силы свои должны были отдать тому, чтобы ее превзойти.
-3-
Они все это уже проходили.
И ошибки нового капитана в попытке наладить контакт с командой, и мандраж перед важным турниром, и отсутствие времени в конце семестра, чтобы успевать и учиться, и тренироваться, и спать.
Только новый кэтчер раньше в программу не был включен.
Окумура был хорош — это все замечали — и не зря именно он, а не внимательный Кариба, заменил Миюки. Ему удавались простые, но действенные стратегии, он быстро принимал решения во время матча и не робел перед старшими. Даже неуживчивый характер не помешал ему завоевать их доверие, когда он был еще запасным. А вот младшие смотрели на него как на зарвавшегося гения, получившего все и сразу без соразмерных жертв, в то время как им приходилось выкладываться на тренировках, даже не зная, окупятся ли их старания.
Эйдзюн не понимал, почему они его не поддерживали, но не лез с расспросами, понимая, что гордость Окумуры этого не простит. Как основной питчер — вернее, один из них — он мог только всецело доверять ему. Это не было сложно, потому что на тренировках они не раз играли вместе против Миюки и Фуруи и потому что стратегии Окумуры было на удивление легко понять.
Иногда они с Эйдзюном обсуждали их вместе. С Миюки Кадзуей, привыкшем взваливать все на себя и не делиться ни с кем, такого не случалось. И Эйдзюну нравилось быть полезным, даже если Окумура чаще вздыхал и прикладывал ладонь к лицу в ответ на его предложения, чем снисходительно улыбался и умудрялся похвалить его так, словно это он был младше. Словом, питчер оставался питчером, но теперь он подавал не только в центр, и они могли выбирать, как обыгрывать противника.
Внушающий арсенал подач был и у Фуруи, в придачу к слайдеру он начал учить курвбол, который с его ростом мог стать опасным оружием. Но уход Миюки ему дался намного сложнее.
Даже если он не хотел это признавать и поначалу казалось, что все хорошо.
Проблема обнажилась во всей своей унизительной простоте в четвертьфинале Весеннего Кошиена. Предыдущий матч целиком отстоял Эйдзюн, и Катаока рассудил, что он смог бы выдержать и следующую игру, но разумнее было дать ему отдохнуть. Поэтому подавал Фуруя, да на всякий случай разминался в буллпене питчер Куроки, до весны игравший во втором составе.
Эйдзюн видел, что во второй половине матча скоростная подача Фуруи стала выше и все чаще улетала в бол, но ни разу баттери не собралась на горке, чтобы обсудить эту проблему. Во время смены сторон он спросил у Окумуры, что случилось, но тот только стиснул зубы и промолчал. Катаока нахмурился, но ничего не предпринял, а Отиай, пощипывая бородку, разочарованно вздохнул.
При нулевом счете в девятом иннинге и двух аутах соперника Фуруя покачал головой в ответ на знаки Окумуры и подал самый быстрый за матч мяч. Срезавшись больше, чем обычно, мяч угодил игроку в предплечье. Следующий бэттер выбил подачу Фуруи в правый аутфилд, новичок Тачибана не сумел поймать мяч, и игрок с первой базы успел вернуться в дом.
Очко, отданное Сэйдо, стало единственным в матче. Новый состав не сумел повторить успех старого, и возвращался домой ни с чем.
Фуруя после матча догнал тренера и прямо сказал, что не доверяет своему новому кэтчеру и его указаниям.
— Я не верю, что меня не отобьют, если я подам так, как он говорит, — сказал он. Канемару чуть не набросился на него с кулаками, первогодки понимающе переглянулись, а Эйдзюн порадовался, не увидев Окумуры поблизости.
Тот отстал от команды и медленно брел к автобусу, впервые на памяти Эйдзюна не пытаясь скрыть обиды и слез.
«Добрый день, Крис-сэмпай. Это Савамура. Как вы думаете, сильно ли недоверие в баттери влияет на результат матча?»
Эйдзюн набрал сообщение и медлил, не зная, стоит ли его отправлять. Он уже не в первый раз так делал и в итоге решал, что выбрал недостаточно важный повод, чтобы отвлекать Криса. Но с другой стороны, тот знал об отношениях между кэтчером и питчером все, поэтому совсем не странно, что Эйдзюн вдруг решил ему написать.
«Простите, если отвлекаю вас. Я буду ждать ответа, пишите, как освободитесь», — подумав, добавил он и зажмурился, нажимая кнопку «отправить».
Через пять минут, показавшихся Эйдзюну вечностью, телефон завибрировал.
«Если между питчером и кэтчером нет доверия, то они не могут называться баттери, — писал Крис. — Канемару-куну можно доверить любую тайну, правда?»
Эйдзюн рассмеялся, подумав, что в последнем предложении явно не хватает саркастичного смайлика. И тут же набрал ответ.
«Я так рад, что вы ответили, Крис-сэмпай! А мы вчера проиграли».
«Передавай спасибо Канемару, — пришел ответ. — Я знаю, видел матч».
Эйдзюн, несмотря на то, что радоваться после поражения было странно, засмеялся снова. На соседней кровати заворочался Окумура, и, чтобы не разбудить его, пришлось уткнуться носом в подушку.
Крис отвечал Эйдзюну так, словно они каждый день переписывались. Эйдзюн подумал, что совсем не страшно иногда взять и что-нибудь просто так у него спросить.
— Я думаю, что Фуруя просто тот еще самоуверенный засранец, — сказал Эйдзюн, когда во время тренировки вместо Окумуры в дом поставили Карибу. — С ним мог управляться только Миюки Кадзуя, а так даже я не знаю, как его переубеждать, когда он упирается.
— Все в порядке, сэмпай, — Окумура повернулся к нему спиной и попросил закрепить защиту. — Он признает меня, рано или поздно. Я не сдаюсь.
Эйдзюн с уважением посмотрел на него и улыбнулся во весь рот.
— Я верю в тебя! Все равно ты лучший кэтчер в команде, даже я понимаю, чего ты хочешь от питчера во время игры! А если Фуруя не хочет с тобой играть, то я стану асом, и мы будем играть с тобой вместе!
— Коварные планы строишь, Савамура? — со спины незаметно подкрался Канемару и, смешавшись, хлопнул Эйдзюна по плечу.
— Просто пытаюсь смириться с жестокой реальностью! — отозвался Эйдзюн.
Окумура, закончив закреплять защиту, выпрямился и, приподняв брови, смерил их оценивающим взглядом.
— Пойдемте на поле уже, сэмпаи, — подчеркнув голосом последнее слово, попросил он.
«Фуруя, похоже, наконец понял, что на Миюки свет клином не сошелся!» — написал Эйдзюн, когда тот к удивлению всех извинился перед Окумурой и попросил принять его подачу на тренировке.
«"Миюки-сэмпай", Савамура, ну что за бесцеремонное отношение», — пришел ответ.
«Окумура сказал, что понял, почему Фуруя ему не доверял, и уже придумывает, как им усилить свою игру! Окумура такой крутой, а ведь младше нас! С таким кэтчером мы и победить можем», — Эйдзюн усилием воли заставил себя остановиться, хотя делиться радостью и гордостью за младшего хотелось бесконечно, даром что тот сидел рядом и с угрюмым видом вертел в руках фонарик, который остался в наследство от Курамоти.
— Вперед, Окумура-сэмпай, мы все через это проходили! — Эйдзюн подтолкнул его к дверям. — У тебя лицо как раз подходящее!
Окумура вздохнул и направился к двери — караулить, когда в нее постучит новичок, чтобы посветить себе в лицо и оказать ему радушное приветствие в лучших традициях их комнаты.
Новичок оказался угрюмым худющим детиной, который, посмотрев на несчастного Окумуру как на слабоумного, оттер его в сторонку и зашел в комнату.
— Сагара Хидеки, шорт-стоп, — представился он и скинул сумку на пол.
— Говорил же, не страшно, Савамура-сэмпай, — процедил Окумура и закрыл дверь.
Эйдзюн оценил габариты новичка, удивившись, как нынче изменились шорт-стопы, и спросил:
— Верхняя или нижняя кровать?
Мрачный и угрюмый новичок Сагара достал из рюкзака коробочку с чем-то, подозрительно напоминавшем пудинг, и уселся на кровать Окумуры.
— Нижняя, значит, — нервно рассмеялся Эйдзюн и подумал, что год будет веселым.
Ответ от Крис-сэмпая так и не пришел.
К началу летнего лагеря выяснилось, что для Сагары его габариты совсем не помеха. На поле у него отлично получалось совладать со своими длиннющими руками и ногами и двигаться не хуже, чем Курамоти. Это вызывало постоянное раздражение у его соперника за позицию и восторг — у Харуити, который с первой тренировки всячески поддерживал новичка и даже высказывал мысль, что на ближайшие два с половиной года за позицию можно не беспокоиться.
— Ты просто не понимаешь, Эйдзюн-кун, плевать, что он как мельница с этими своими руками, зато у него такое чутье! — с горящими глазами объяснял он, и было очень сложно не начать ревновать. Особенно на словах «мельница с руками», произнесенных с почти братской нежностью.
— Какой ты жестокий, Харуччи, — ворчал Эйдзюн и ерошил волосы друга, провоцируя его на смущение и сердитые взгляды из-под челки. Но даже Фуруя молчаливо разделял его волнение и постоянно обретался поблизости, а один раз даже покивал согласно на его заявление, что Харуити слишком много времени уделяет не тем, кому по-настоящему нужно его внимание.
Проблема с Окумурой к этому моменту если не решилась, то перешла на новую стадию, когда Фуруя упрямился, но все-таки слушался кэтчера, а тот в ответ работал с ним над курвболом.
После игр первого и второго состава Сагара вошел в основу. Среди его одногодок отыскался неплохой левый филдер Сузуки и питчер Фудзима с синкером и скоростным фастболом.
Эйдзюн подумал, что ему тоже нельзя останавливаться на достигнутом. Но как он ни намекал Катаоке и Отиаю, что готов день и ночь тренировать новый хитрый прием, который станет его секретным оружием, те так и не решили, что ему это действительно нужно.
«А что, если мне выучить новую подачу?» — отчаявшись получить поддержку от товарищей и тренеров, Эйдзюн снова решился побеспокоить Криса.
«У тебя отличный чендж-ап, технический тренер и кэтчер, — ответил тот. — Не думаешь, что лучше обратиться к ним?»
«Крис-сэмпай иногда не добрый», — удивленно осознал Эйдзюн, не успев задуматься, почему. Нужно было как можно скорее упросить Карибу половить его новые чендж-апы и намекнуть ему на форкбол.
@темы: категория: слэш, категория: джен, рейтинг: G-PG-13, ББ-2015, канон: Daiya no A
-
-
02.04.2015 в 19:30-
-
02.04.2015 в 19:31-
-
02.04.2015 в 19:31-
-
02.04.2015 в 19:31-
-
02.04.2015 в 19:32-
-
02.04.2015 в 19:33-
-
02.04.2015 в 19:33-
-
03.04.2015 в 01:17Столько деталек (хочется разглядывать и разглядывать), эмоций и чисто человеческих взаимоотношений - джен вышел как будто кружевной
Влюбленность Савамуры на этом фоне такая тонкая, ненавязчивая, выросшая из восхищения и уважения, и сцена с поцелуем прекрасная, потому что он в шоке, еще не до конца понимает что произошло и свои чувства, а уже цепляется и пытается удержать))
Понравились отношения с Фуруей и их взаимодействие, такое... немного болючее, но они же понимают друг друга как никто))
Спасибо за эту историю!
Спасибо за трогательного Курамочи, прекрасного, как всегда, робкого Нори, и выходки Миюки вызывают умиление, всё же они с Савамурой хорошо взаимодействуют. Мне показалось, Миюки рад бы был видеть Эйдзюна в своей команде)
За Окумуру спасибо, хоть мы и не знаем о нём ничего, но было бы здорово, если бы он таким и оказался, хоть приблизительно. На их с Фуруей конфликт было интересно и тревожно смотреть.
Канемару, главный шиппер Савамуры с номером аса, - хороший друг и капитан))
Харуичи славный, способен трепать нервы бедному Юки Масаши одним фактом своего существования, но как же здорово, что он у Савамуры есть))
Иллюстрации замечательные и эмоциональные, особенно понравилась та, что с Нори - хочется обнять котика и наговорить ему много-много хорошего, он заслужил))) Большое спасибо, Ri-nee!
-
-
03.04.2015 в 13:28Текст получился такой теплый и ламповый, не смотря на поражения, расставания и недомолвки.
Троица - чудо что такое, их отношения и взаимодействие. Понимающий и всегда готовый поддержать Харуичи и Фуруя, швыряющий футболку с первым номером в Эй-дзюна вместо просьбы и высоких слов - вот до соплей. И последний их разговор перед выпуском.
Канемару ака добрая фея умилил)) Ему действительно идет капитанство и видно, что Савамуру он уже признал и уж кому не надо ничего доказывать так это ему. И иллюстрация чудесная с моментом их разговора
Миюки - крадущийся тигр, проникающий на тренировку после выпуска - смешно и грустно одновременно(( Сложно отпустить что-то, во что вложено столько сил и эмоций. Но жизнь идет, команда меняется, растет и изменяется. У каждого поколения свои победы и поражения. Этот момент здорово показан в тексте.
Ну, и отношения Савамуры с Крисом. Юст-юст-юст обоих такой нежный и очень осторожный, полунамеками, на кончиках пальцев
Спасибо вам
-
-
03.04.2015 в 18:41Что до Миюки — даже если и хотел, но сам себе вряд ли признается, только вот так, полушутя) У него за кадром на самом деле довольно бурная жизнь, и все будет хорошо) А Окумуру пришлось практически целиком придумывать и постоянно держать в голове кадры из манги с его лицом) Очень жду его в манге, чтобы узнать, какой же он на самом деле, мне кажется, более жесткий и колючий все же, и смешной)
Renie_D, спасибо-спасибо-спасибо) Что прочитала, что комментарий, что увидела юст (на самом деле со стороны Криса там вообще адский ад плюс бешеный самоконтроль почти без сбоев)), что за Миюки грустно (потому что мне тоже было немного грустно, но он такой, какой есть, и я знаю, что у него впереди очень интересный путь), и... Просто спасибо, я даже не знаю, что еще сказать) Я очень рада, что текст показался теплым несмотря ни на что.
-
-
03.04.2015 в 21:12Renie_D, очень люблю момент, когда Мурыч ткнул Мару кулаком в область сердца. Это так трогательно и так отсылает к манге, к моменту, когда точно так же Мурыча поддержал Миюки. Начинаешь надумывать чувства Мурыча, мол, как сильно на него это в своё время повлияло, как поддержал этот жест, и как сильно он хочет теперь поддержать Мару, раз прибегнул именно к нему х) В общем, спасибо)
-
-
05.04.2015 в 13:16Очень понравились отношения уже не первогодок, вот эта вот сцен с "у них нет третьих лишних" - просто вау! Хочется, чтобы и в каноне их жизнь не развела)
-
-
05.04.2015 в 13:35-
-
05.04.2015 в 17:09Вы все втроем просто молодцы!
-
-
05.04.2015 в 22:02-
-
08.04.2015 в 17:02Савамура заставлял улыбаться) Его образ показался полностью каноничным, без капли ооса. Наверное, в нём много автора или автор очень хорошо его чувствует)
Ещё хорошо, что хоть и есть центральный пейринг, есть развитие отношений между Крисом и Савамурой, но оно не поставлено во главу угла, а есть где-то на фоне, как что-то, что совершенно не нужно лишний раз пояснять. И пейринг от этого не становится хуже, не страдает от недостатка обоснуя – это тоже замечательно)
Отдельно хочется поблагодарить автора за то, что он додал, буквально одним абзацем, но так, что стало хорошо)
И, забавно, как же автору тяжело было избавиться от Миюки хд
В общем, это очень хороший дженовый текст, в котором чувствуется любовь к канону и его героям. Не так-то просто написать нечто подобное, но хочется верить, что на уже достигнутом автор не остановится)
Спасибо
P. S. Мне теперь очень хочется продолжения манги чтобы увидеть, насколько автор угадал хд
-
-
09.04.2015 в 14:21Очень приятно, что работа понравилась)
Отдельно хочется поблагодарить автора за то, что он додал, буквально одним абзацем, но так, что стало хорошо)
Чего додал-то?))
И, забавно, как же автору тяжело было избавиться от Миюки хд
Так это же Миюки, с ним не бывает легко
Мне теперь очень хочется продолжения манги чтобы увидеть, насколько автор угадал хд
Да я не старалась угадать, на самом деле) Да и ценности у нас с мангакой слишком разные, думаю, у него все еще напревозмогают от души)
-
-
09.04.2015 в 21:31Чего додал-то?))
Автор додал хвостика-Фурую хд))
Да я не старалась угадать, на самом деле)
Это понятно, но забавно же будет, если где-то что-то в словах-характерах новых героев ты да и угадала)
В общем, ты молодец)
И название классное
-
-
10.04.2015 в 00:18Тогда я поверю, что у меня есть интуиция
Спасибо)
-
-
27.07.2016 в 09:19очень очень понравился, и конец прекрасный
-
-
27.07.2016 в 09:29Спасибо, что прочитали
-
-
27.07.2016 в 09:31-
-
27.07.2016 в 09:38-
-
27.07.2016 в 10:01-
-
27.07.2016 в 11:20-
-
31.07.2016 в 02:10-
-
31.07.2016 в 11:04-
-
31.07.2016 в 22:14